Отдайся за Миллион (СИ)

Волнение и предвкушение тандемом миксуют внутренние ощущения.

И даже внезапная встреча бывшего у парковки агентства устойчиво выдержала. Вероятно, иммунитет вырабатывается на разочарование и боль предательства. Вопреки жестоким ударам Романова.

Завидев мою фигуру при выходе из редакции, поспешно показался из автомобиля.

На нем как всегда безупречный дорогой костюм, гладко выбритый подбородок, идеально уложенный пробор прически. Одним словом идеальный мужчина – только вот уже не мой и нутро как оказалось у него гнилое.

Под предлогом разрешить ситуацию касаемо Елизаветы, Степан поменял тактику поведения. Несмотря на это диалог не клеился. Бывший держался хладнокровно, а на дне графита волновой штурм ярости продолжал бить глазное яблоко.

— Поговорим?!

— Слушаю, — равнодушно произношу, мысленно выставляя стеклянный барьер, между нами.

— Прямо здесь? Может в кафе зайдем и спокойно все обсудим, — ладонью нервно проворачивает темный гаджет.

— Я слушаю, Степан, — настаиваю упрямо. Смотрю с вызовом. И нет страха перед трусливым мужчиной. Хотя внешне он производит обратное впечатление. Разве можно трусов боятся?

— Ладно. Ты подала на развод, — в ответ пожимаю плечами. — Мне повестка пришла в компанию.

— Ты находишь это странным после случившегося?

— Я же предупреждал, чтобы ты не делала опрометчивых поступков.

— Заявление о разводе, кажется наилучшим образом характеризует мой ответ на твои угрозы.

— Хочешь смерти *баря? Это он? Да? — Резко сделав шаг, подаётся вперед.

— Совсем не тянет на мирную дискуссию, — убираю взметнувшуюся от ветра прядь за ухо, игнорирую вопросы. — Подобный тон я не собираюсь терпеть. Если ты намерен распыляться оскорблениями и чего-то там требовать, то вынуждена попрощаться с тобой. Тебя в априори не касается — где я, с кем я, как и спрашивать объяснения. Ясно?!

— Я смотрю ты отрастила зубы, Рика. Кусаешься.

— О чем ты вообще говоришь?! То есть вести равноправный диалог, по-твоему, так называется. Поверь мой укус ты обязательно прочувствуешь. Будет больно.

— Вот как? — прищуром сканирует, сжимая челюсть. — Значит в одночасье мы стали врагами?!

— Для меня ты отец моей дочери, не более. Но на покорность и прежнее молчание не рассчитывай, — цежу по буквам, чтобы отпечаталось в сером веществе бывшего. Я до сих пор не разобралась в его мотивах и поступках, картинка до конца не ложиться. Уверенна, он замышляет что-то. Разумным ответом пока не располагаю. Единственное, на мой взгляд Романову необходимо обратиться к специалисту. — Итак, что тебе нужно?

— Я хочу увидеть дочь, — глотает громко и кадык дергается. — Я соскучился за ней.

— Хорошо. Когда?

Приблизительно в таком ключе шли два следующих разговора. Бестолковый и непонятный мне.

Я принципиально не затрагиваю причину его измены. Не задаю вопросов.

Не упрекаю молодой любовницей и его подлостью, порой от которой мутит и рвать хочется.

Просто считаю нецелесообразно.

Возможно, я неправильная, и кому-то покажется, что легко сдалась. Или совсем не боролась за семью. За счастье — оказавшееся лживым со специфичным запахом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Только руками не машут после пожара — это моя точка зрения. Потому как в свое время я выложилась по максимуму, смотрела в рот бывшему и безотчетно отдавала себя Романову.

Вот она глобальная ошибка.

Моя правильность и глубокая вера, что Степан, я — одно целое.

Без него ничего не имеет смысла.

Ошибкой было отдать свою целостность — она оказалась никому не нужной и уж точно неправильной.

Дни неизбежно близились к знаменательному дню «икс».

Отчего команда превратилась в клубок нервов и переполоха в редакции становилось больше обычного.

А Николай Петрович, как руководитель творческой группы, наоборот, подбадривал каждого, находил цепляющие слова. Не позволял ребятам падать духом.

Со зрительных радаров исчезли раздражители. Обманчивое. Иллюзорное спокойствие больше тревожило.

Мнимый штиль страшил.

Действовал эффектом включенным детонатором ядерной бомбы. Щелчки отсчета буквально раздавались над ухом.

Ожидание и едкий страх воедино сливаются гремучим коктейлем.

До тошноты страшно. Ведь я прекрасно понимаю, центральной фигурой вечера окажется Измайлов.

Его присутствие в обязательном порядке.

Вовсю колотит от осознания твёрдости его обещаний, которые крутятся пластинкой день ото дня. Особенно громко они завывают по ночам. И даже если удается уснуть, то там в забытье слышу тяжелые шаги позади, а я стою на краю развернутой огненной пропасти.

Я знаю, что это ОН. Обоняние не подводит, как и вставшие на затылке волосы. Хочу обернуться, но меня грубо толкают.

И затем проснувшись в мокрой пижаме и слипшимися прядями между собой, прошу истошно время остановиться.

Только часы стремительно тикают.

Они не ждут.

И сегодня в этот важный день, оглядывая гостей, я сродни натянутой пружине, где в дополнение по венам бегает двести двадцать колючих вольт.

Боюсь до трясущихся поджилок изнутри. В глазах от напряжения рябит, так боюсь увидеть знакомую фигуру.

ГЛАВА 50