Сегодня четверг – один из дней, когда она везет Кэт домой. Иногда Аннабель просто хочется побыть одной в собственной машине, но
– Так – это как?
– Как пассивно-агрессивное дерьмо. Просто
– Не могу!
Аннабель готова поклясться, что Кэт зеленеет от злости.
– Почему? Почему не можешь?
– Не хочу его обижать.
Кэт шумно вздыхает. Качает головой. Она вне себя.
– Стало быть, ты намерена терпеть то, что тебя не устраивает? Не бойся его обидеть, Аннабель. С ним все будет в порядке. Переживет.
– У него депрессия.
– И что? У каждого свои тараканы. Что, его депрессия как-то связана с тобой? Я же не прошу тебя делать что-то, чтобы сохранить
Кэт борется со вспышками депрессии с тех пор, как ее мама начала крепко выпивать. И она права: не все так уж солнечно и радужно в школе Рузвельта. Конечно, нет. Зандер тоже время от времени хандрит, и сама Аннабель склонна к тревожности, Сьерра стремительно приближается к расстройству пищевого поведения – и это только то, что она знает наверняка. У всех свои проблемы, но люди как-то разбираются с ними.
– Ты просто боишься, что перестанешь всем нравиться, Аннабель. Но тебе все-таки стоит попробовать. Скажи какую-нибудь гадость. Скажи, что
– О боже, – стонет она. – Я знаю, что бывает, когда люди говорят, что думают. – Аннабель уверена, что именно так мама оттолкнула отца, которому надоело ежедневно выслушивать критику в свой адрес.
– Ты знаешь, что бывает, когда люди просто не подходят друг другу. Есть разница. Этот Негодяй Отец Антоний ушел не потому, что Джина рубила правду-матку в глаза. Он ушел потому, что она вечно цеплялась к нему. А цеплялась потому, что он держался холодно и отстраненно. Они выявляли худшее друг в друге.
Немногим сходит с рук, когда они говорят такое о твоей семье, но Кэт – исключение. Она была рядом, когда отец Аннабель еще жил в семье, и она была рядом, когда он ушел. Кэт так давно в их доме, что у нее даже есть собственное место за семейным столом.
– Скажи ему, что ты больше не хочешь подвозить его, или это сделаю я.
В тот день Аннабель работает на кассе в пекарне. Мужчина жалуется, что ему подали
Тучи рассеиваются, как только она возвращается домой. Она зашнуровывает кроссовки. Пробегает шесть миль в быстром, жестком темпе до Фремонта и обратно. Потом принимает долгий горячий душ. Джина приносит ужин из KFC, красно-белая коробка стоит в центре стола, с маленьких лотков с едой сняты крышки. Комбинированная ложка-вилка почему-то поднимает Аннабель настроение, особенно когда в ней лежит картофельное пюре.
– Отметьте этот день в календаре. Мы можем повторить это через год. Боже, сколько же здесь калорий жира, – сокрушается Джина.
– Гадость, но вкусная. – Малкольм слизывает с вилки подливку.
– Передай салфетки, – просит Аннабель. Аккуратные пачки уже раскурочены, и салфетки разбросаны по столу, как оружие после боя.
– Аннабель, что-то случилось? – спрашивает Джина.
– Что? Ничего.
– Только не надо водить меня за нос. Я вижу, когда что-то не так. Я знаю тебя. Ты же была частью меня. Я тебя родила.
– Фу, гадость, – повторяет Малкольм.
– Я в порядке.
– Ты пытаешься быть в порядке, но ты не в порядке. Ты не в духе.
– Я буду не в духе, если ты еще раз скажешь мне, что я не в духе.
– Это из-за того мальчика, которого ты подвозишь до дома?
Как у нее это получается? Как она умудряется попасть в точку? Может быть, Джина действительно
– Просто… я больше не хочу возить его домой. Мне кажется, я ему нравлюсь.
– Ты ведешь себя странно с тех пор, как начала его возить. Так скажи ему, что ты больше не хочешь! Ты говорила ему об этом?
– Еще нет.
– Ради всего святого! Скажи ему!
– Я не хочу его обижать.
– Ты говоришь прямо как твой отец. Тут нельзя миндальничать! Он подумает, что тоже тебе нравится, и ты никогда от него не избавишься. Помнишь Джорджи Закарро? Ты должна быть осторожна, Аннабель, я тебе сто раз говорила. Некоторые мальчики, стоит улыбнуться им, начинают думать, что ты хочешь заняться с ними сексом.
– Фу, – произносит Малкольм.
– Тогда выходит, что вся школа именно так думает обо мне, потому что я улыбчивая.