– Ты должна. Это твоя мать. Твой брат. Твоя семья, в конце концов.
– Тьфу! Я не могу ни с кем разговаривать.
– Семья! Это те, кто всегда будет рядом с тобой и для тебя. Семью нельзя игнорировать. Родные люди проявляют свою любовь. Ты принимаешь их любовь. И тебе становится легче.
– Ладно, ладно. Я поговорю с семьей. Но больше ни с кем. Давай смотри, что там.
Он крестится и открывает свой лэптоп. Ого, да он уже на «ты» с высокими технологиями! Дед за компьютером – уморительное зрелище. Так забавно смотреть, как он все еще немного горбится, склонившись в задумчивости над клавиатурой, напоминая новичка, только что принятого на работу. Теперь у него есть даже учетная запись электронной почты. Он постоянно там торчит. Аннабель спрашивала, переписывается ли он с Доун Селестой, но он лишь отмахивается: «Я в твои дела лезу? Вот и ты не лезь в мои».
Она ждет.
– Как и следовало ожидать.
– Расскажи.
– Статьи. Комментарии, разговоры. Люди вспоминают…
– Все, хватит.
– Постой-ка. А вот это может быть…
– Что? – Она напугана до смерти.
– Серьезно. Тянет на сенсацию.
– О боже.
Она постукивает пальцами, подушечка к подушечке: указательный, средний, безымянный, мизинец. Но этого недостаточно. Она меряет шагами тесное пространство. Они все еще в Хейворде, с населением двести пятьдесят человек. К этому времени дедушка Эд знает по именам всех, кто работает в магазине «У Ника». Это Энни, Кен и сам Ник. Она вполне могла бы выйти из фургона и пройтись по улицам, которых в городе раз-два и обчелся. Хейворд, что в штате Миннесота, известен как место проведения самой долгой в мире игры в «подковки»[95]
в 1930 году. Она продолжалась более пяти месяцев.– Все хорошо. Отличная новость.
– Ладно, ладно, рассказывай. Только очень коротко.
– Это
– Черт! Черт! Хватит. О боже. Скажи мне, что я ослышалась и это не
– Белла Луна, все в порядке. Ладно? Успокойся. Я же сказал тебе: новость хорошая. – Голос деда звучит так, будто он над водой, а она под водой.
– Сенсация не может быть хорошей.
– Я читаю… Статья длинная. Дай мне минуту. Это потрясающе. – Она впервые слышит от него слово «
– Там говорится, что я?..
– Это о том, что ты делаешь. О марафоне.
– О, нет. Я этого совсем не хочу. Еще подумают, что я пытаюсь привлечь к себе внимание. Решат, что я увожу в сторону от… – Пальцы отстукивают бешеный ритм.
–
Он поворачивает ноутбук экраном к ней. Она собирает волю в кулак и косится на заголовок: «Активист поневоле и рекордные 2700 миль».
– Кхе. В точку, – усмехается дед.
– Я бы хотела быть рядом с тобой, – говорит Джина.
Аннабель тоже этого хочет. Иногда мама просто необходима, даже если она доводит до белого каления.
– Я люблю тебя, – говорит Малкольм.
– Я тоже тебя люблю.
Они оба замолкают. Чаще всего, даже в худшие времена, слов «
Этот Негодяй Отец Антоний тоже звонит. Разговор не клеится. Странно, что отец проявляет участие после стольких лет холодного равнодушия. Он расспрашивает о марафоне, о том, как она себя чувствует, как у нее дела, и, поскольку она не знает, что спросить о его жизни, интересуется погодой в Бостоне.
– Просто хотел, чтобы ты знала, что сегодня я думаю о тебе, – говорит он.
Она осмеливается взглянуть на комментарии после статьи в
Никто ее не осуждает. Впрочем, они ведь ее не знают.
Она отваживается на большее. Просматривает посты друзей в соцсетях, размещенные в этот день, годовщину. Боже, как больно. Сердце крошится, рассыпаясь на мелкие осколки. Джефф Грэм выложил прошлогоднюю фотографию, на которой вся их компания в дружеских объятиях. На странице Зандера – общая фотография за столиком в ресторане «Бенихана», где официант заснял их в тот зимний вечер, когда они ужинали перед танцами. Она тронута, потому что Сьерра заменила свое фото профиля совместной фотографией с Аннабель, на которой они сидят на пляжных полотенцах на берегу озера Гринлейк. Тренер Кван достал старое фото их команды по кроссу. В постах масса эмодзи в виде сердечек, много слов любви и поддержки. Она не видит ненависти и упреков – впрочем, вряд ли их можно найти на страницах друзей.