Отдаю свое сердце миру

– Это же так мило! Ты не находишь? Голубка-задница-татушка – енотова какашка?

Они снова прыскают. И надрывают животы от беззвучного хохота.

Оба задыхаются.

– Стоп, стоп, стоп, я не могу дышать, – говорит она.

– Хорошо, что у нее там не оказалось русалки. Ему бы понадобилось больше дерева и навыков.

– Мы гадкие. Мы такие ужасные, – говорит она.

– Это ты ужасная. Лично я двумя руками за резные татуировки любви на заднице.

– Мне пора спать. Этот день был…

Она чувствует это. Вина со свистом прорывается внутрь, как вода в пробоины ее корабля. Хочет разрушить корабль и выбросить ее на берег. «Что ты чувствуешь кроме вины?» – спрашивала доктор Манн.

Счастье. Она чувствует себя очень счастливой.

– Этот день был… потрясающий. Я никогда столько не веселилась. Но завтра мне бежать шестнадцать миль.

– Ладно, – вздыхает он. – Тогда спокойной ночи. Спасибо, что сделала волшебными «Мэджик Уотерс»[111].

27

Заснуть не удается. Начать с того, что мешает кондиционер: она то мерзнет, то ей душно, то слишком шумно. В коридоре трещит льдогенератор. Малышня до сих пор резвится в бассейне, при том, что он должен быть закрыт к десяти часам вечера. И наконец, Люк Мессенджер в аквапарке и их переплетенные пальцы.

И Хищник…

«Прекрати!»

Действительно, довольно. Неужели он так и будет разрушать каждый счастливый момент ее жизни? Может, не навсегда, но надолго, это точно, он будет протискиваться вперед, чтобы она не забывала его или кого-то еще.

Вот и сейчас Хищник трогает ее пальцы под библиотечным столом после того вечера в клубе «Ноймос». Она, в общем-то, не против. Ей нравится таинственность прикосновения, его медлительность и скрытый смысл. Но он не хочет медлительности и не хочет ничего скрывать.

Он хочет ходить по школьным коридорам, держась за руки. Он хочет целовать ее на лестнице. Он хватает ее за руку, притягивает к себе; она отстраняется. Он настаивает.

– Боже. Это выглядит так, будто ты – банан, а он – кожура, – говорит Кэт.

Он забрасывает ее эсэмэсками и постоянно названивает.

– Кто звонит тебе так поздно? – спрашивает Джина. – Мне это не нравится.

Аннабель это тоже не нравится. Все развивается слишком быстро, стремительно. У нее такое чувство, будто на нее давят. Он приходит в пекарню, когда она работает, и заказывает кофе. Ее это нервирует. Как-то раз от волнения она разогревала малиновый маффин целых две минуты, и он превратился в бейсбольный мяч. Ее босс, Клэр, всегда такая добрая и отзывчивая, спросила, не хочет ли она поговорить по душам.

И эта ложь про друзей на концерте в «Ноймосе» до сих пор не дает ей покоя.

– Напомни, как называется группа Эдриана? – спрашивает она как-то вечером, когда он звонит.

– Э-э-э, «Мелочь».

– Они играют здесь? Надо сходить, послушать их.

– Они почти не выступают. И Джулс подумывает о том, чтобы с ним расстаться. Говорит, что они с Эдрианом как будто женаты. Нигде не бывают, тоска.

– Мы могли бы придумать что-нибудь вместе с ними.

– Да, возможно.

– Не могу поверить, что ты солгал про «Ноймос».

Он смеется.

– У меня свои хитрости.

– Это не смешно! И я вообще не люблю хитрости. Я всегда за правду.

Он молчит.

– Что?

– Тогда я должен сказать тебе правду.

– Давай. – Она сидит на полу в своей комнате, прислонившись спиной к кровати. В животе вдруг разливается боль. Она нервно теребит ворс ковра. У нее дурное предчувствие. Она услышит что-то нехорошее. И хуже, чем могла себе вообразить.

– Помнишь, я говорил тебе, что мы переехали сюда еще и потому, что моя мама решила, будто я связался с плохой компанией? Что мой приятель ограбил старика?

Боже. Только не это.

– Да.

– Так вот, это был я.

Она молчит. Даже не постукивает пальцами. Вместо этого она сжимает свободную руку в кулак, да так сильно, что ногти впиваются в кожу.

– Все не так страшно, как может показаться. Я имею в виду, что это не какой-то там разбой. Типа руки вверх и покажи, где сейф. У моих родителей был друг, этот Джим Гастингс. Богатый парень, жил один. Когда-то он тоже преподавал в университете, но потом его семья продала патент или что-то вроде этого на какой-то водостойкий материал, он разбогател и уволился. У него был свой дом у воды. И он все время приглашал меня – ну, подработать. Почистить бассейн, покрасить ванную и все такое. Предки радовались, что я при деле, но у меня от этого чувака реально мурашки по коже бегали. Странно он себя вел: все время пытался остаться со мной наедине, приближался почти вплотную, делал еще какие-то вещи. Типа задерживал меня допоздна, чтобы показать свою коллекцию редких монет, и… тьфу, вспоминать тошно.

– Ужас какой.