Отданная вампиру (СИ)

— Хорошая чэвэнь. Молодая.

— Она не из чэвэнь. Просто человек. Я не буду её есть сейчас. Сначала дело.

— Она его женщина. Он убил Варга. Мы заберём её.

Нет, нет-нет-нет-нет!

— Я не потащу эту самку в логово.

— Она нас понимает.

Я дёрнулась, почувствовав неожиданно ещё одну пару рук, прижимающую щиколотки к земле.

— Что?

— Понимает. Посмотри на неё.

— Я не хочу на неё смотреть.

— Не надо её есть. Не надо уносить. У тебя давно не было самки. Возьми её.

— Сейчас?

— Она идёт к Вандеру, как тогда. Если она будет у нас, Вандер придёт к нам сам.

— Она будет орать. Не хочу.

— Не будет.

Я не могла пошевелиться, настолько легко они вдвоём меня обездвижили, прижав к земле ноги и руки — над головой. Разглядывали, как какую-то вещь, своими звериными пустыми глазами. Моё тело сковывал липкий холодный ужас.

Вандер придёт… Обязательно придёт.

И что он сделает? Их двое, а он один. Он нежить, но и они звери. Сильные. Странные. Не наши. Вандер, при всей его странности, не вызывал отторжения. А эти…

— Я буду кричать, — предупредила я. — Меня ищут. Не Вандер. Люди с хутора. Их много. У них собаки.

— Понимает, — полуобернулся к брату тот мужчина, что был ближе ко мне. — Чэвэнь. Наша женщина.

— Я не…

— Заткнись, — равнодушно бросил он. Снова оскалился — и я увидела, какими нечеловечески острыми были его зубы. Зверечеловек вдавил клык в полную чувственную нижнюю губу — и капля крови, кажущаяся чёрной, упала на моё лицо.

Я стиснула зубы, замычала — и дёрнулась, пытаясь отвернуться, но волкулак сдавил мои щёки, заставляя открыть рот — и следующая капля упала мне прямо в рот.

— Глотай.

Второй зарычал — в человеческом исполнении это было нелепо и почему-то ещё страшнее.

Волчья кровь на вкус была… такой же, как и человеческая. Теплая, ржавая. Я уставилась в небо, пытаясь дышать и удержать позыв к тошноте.

А потом поняла, что что-то во мне изменилось.

Неумолимо.

То есть я по-прежнему осознавала, кто я и где нахожусь. Что рядом два агрессивных пугающих чужака, что мне грозит опасность и нужно постараться сбежать. Но в то же время…

Тело отяжелело, по коже будто пробежали электрические разряды. Они отпустили мои руки и ноги, но я уже не могла двигаться так легко, как раньше, будто воздух превратился в густой кисель.

Тот, что был у моих ног — Сальд — раздвинул мне ноги, забрасывая подол платья на живот. Медленно-медленно обнюхал — от стоп до промежности, не упуская ни миллиметра кожи. Разорвал бельё, коснулся носом лобка, потёрся.

Мне должно было быть стыдно или страшно — но в тот момент не было. Я смотрела на небо так пристально, словно только там и были ответы на все вопросы, но одновременно чувствуя жаркое слепое желание, охватывающее тело, поднимающееся от щиколоток и запястий, сходящееся тугим узлом в центре солнечного сплетения. Слегка согнула ноги в коленях — сама, просто чтобы облегчить почти мучительную потребность в том, чтобы они меня взяли, прямо сейчас, прямо здесь, на земле, вот так.

Сальд ещё раз вдохнул мой запах, а потом лизнул, и его язык показался мне неестественно широким, влажным. Я взвыла почти по-волчьи, чувствуя, как жадно он вылизывает мокрые от проступившего сока складки укромных губ, втягивая чувствительный набухший бугорок, а пальцы сжимаются на моих бёдрах, не позволяя ускользнуть. Второй, которого я про себя назвала «старшим», удерживал мои руки.

Ещё несколько движений вверх-вниз — и я сжалась от безудержной животной судороги. Не удовольствия даже — какого-то инстинкта, властно ведущего за собой.

Старший вдруг резко перевернул меня животом к земле, младший подтянул ноги — я встала на четвереньки, упираясь в землю коленями и локтями. Мелькнула мысль — а не превратили ли они меня в волчицу, в животное, кого-то себе подобного?

Член одного из братьев, широкий и жесткий ткнулся между ягодиц, нашел вход без особых усилий — я снова взвыла, но ладонь старшего зажала мне рот.

Это было… да, по-животному. Ритмичные, почти болезненные шлепки тугих яиц, жесткие волосы, методичные, всё ускоряющиеся удары, а руки старшего держали меня за плечи, как строптивую племенную псицу во время случки.

И по-прежнему не было никакой возможности сопротивляться.

Младший ухватил меня за волосы, потянул на себя, заставляя прогнуться в пояснице — и выплеснулся внутрь, вдавливаясь, поскуливая и хрипя, но я не могла разобрать ни слова. Я уткнулась подбородком в землю, не в силах стоять даже так. Снова почувствовала куда-то тянущие, приподнимающие меня руки. Пальцы скользнули по влажным скользким складочкам — а потом уткнулись в тугое колечко ниже, проталкиваясь, раздвигая мучительно сопротивляющуюся кожу. Моё тело ещё пыталось сопротивляться. Я — нет.

Пальцы растягивали меня — один, два, затем три. Если бы не окутавший голову дурман наведённого влечения, наверное, я бы лишилась рассудка или сознания. Наверное, это было бы очень больно. Но в тот момент я почти не чувствовала боли, скорее — томительно хотелось ощущать их внутри, снова и снова, просто потому, что это сейчас казалось единственно правильным.

Не моя мысль. Не мои чувства. Морок.