Отдел 15-К

Марево колыхнулось, и сквозь него прошли две старушки, самые что ни на есть обычные, в черных платках, сгорбленные, разве что только без авосек в руках и одетые как-то очень легко, не по сезону, в шерстяные кофты, длинные юбки и платки, полностью скрывавшие лица. А вот верхней одежды не наблюдалось вовсе — ни пальто с побитыми молью воротниками, ни пуховиков китайских, универсальных. Колька хотел было этому удивиться, но тут заметил, что старухи эти еще вроде как слегка прозрачные, сквозь них забор проглядывает. Тут и понял он, кто прошел через марево и на их зов пожаловал.

Да еще и холодом его обдало изрядно. Когда старухи прошли сквозь эту пелену, к обычному зимнему ознобу добавился какой-то другой, странный, незнакомый до этого, он как будто обжигал парня изнутри и колол тысячей иголок.

Крючковатые носы, торчащие из-под платков, слегка зашевелились. Возникало ощущение, что эти существа принюхиваются, так же как голодный человек с удовольствием вдыхает запах еды.

— По какому праву вы сегодня забрали тех, кто принадлежит этому миру? — негромко, но очень отчетливо проговорил оперативник. — По какому праву или по чьей воле?

— Они пошли с нами добром, — сказала та старуха, что стояла слева, голос у нее был глухой и какой-то дребезжащий. — Они сами дали нам власть над своими именами.

Она явно не оправдывалась, а просто деловито сообщала то, что сделанное есть ее право. Право мертвого на жизнь живого.

— Они дети, зла не делавшие и его не ведавшие, нет у вас власти ни над именами их, ни над волей, ни над судьбами, — грозно сказал оперативник. — И вы знаете, что вам грозит за такое бесчинство.

— Нам не нужно разрешение для того, чтобы получить чью-то жизнь, — ухмыльнулась правая старуха. — И ты это прекрасно знаешь, судный дьяк.

— Знаю, — согласился Пал Палыч. — Но знаю также, что грозит вам за то, что три невинные души забраны были обманом. И не сомневайтесь, весть об этом будет донесена до нужных ушей.

Старухи гадко заулыбались, а Колька в этот момент приметил, что внутри у них не только прозрачность имеется, но и чернота какая-то, будто сгусток тьмы или клякса чернильная там сидит.

— А что твой спутник молчит? — вдруг сказала левая старуха. — Как тебя зовут, молодец?

Колька по простоте душевной и по привычке чуть было не брякнул свое имя, на что, видать, у подлой старушенции и был расчет. Но — удержался и только зубом цыкнул, — мол, не про твою призрачную душу имя мое.

— Хитер да умен — два угодья в нем. — Правая старуха прищурилась. — Ладно, пусть так, о твоем спутнике, судный дьяк, мы после поговорим. А что до деток малых — твоя воля. Иди, да и забери их, коли сможешь. Как идти да куда — ты знаешь. И что там тебя ждет — тоже.

Старухи дружно повернулись и убрели обратно, в марево. Пал Палыч вздохнул и двинулся за ними, Колька же последовал за старшим товарищем.

— Ты куда? — Оперативник повернул голову и шикнул на него. — Здесь оставайся!

— Вот еще. — Колька нахмурился. — А если что — кто спину тебе прикроет?

Пал Палыч явно сначала хотел еще раз ругнуть Кольку за настырность, но по его виду понял, что тот скорее помрет, чем отступит.

— За мной идешь, след в след, и там ни полслова с кем-то кроме меня. Понял? — сурово приказал он парню. — Отвечай уже!

— Чего не понять, — ответил Колька, обрадованный тем, что его не послали куда подальше. Хоть и жутковато, конечно, лезть в эту дрожащую белесой дымкой дыру, но ждать здесь Пал Палыча куда жутче. Или, не приведи Господь, потом всю жизнь себя корить, что с ним туда не пошел…

Никаких эмоций при прохождении сквозь дырку в заборе Колька не испытал, сначала ничего не почувствовал, а после не до того стало, уж очень забавно все с другой стороны выглядело. Забавно, странно и неправильно.

Во-первых, тут была не зима — здесь была осень, причем поздняя — деревья лысые стоят, снега нет и небо серое. Во-вторых, — тут почему-то был вечер, хотя с той стороны уже была почти ночь. И, наконец, в-третьих, — здесь дома по-другому не только стояли, но и выглядели. И людей совершенно не было. Ну что значит по-другому? Не так, как в том мире, откуда Колька только что пришел.

— Палыч, а это как так? — прошептал он, уже забыв, что ему оперативник наказывал.

— Это? — Пал Палыч внимательно оглядывался вокруг. — Это, приятель, другая реальность. И если ты меня еще раз по имени или отчеству назовешь, я тебя в ней брошу навсегда, дурака такого.

— Ой, блин. — Колька искренне расстроился своей глупости. — Я не подумал.