`Отдел 15-К. Отзвуки времен`

Утро не принесло облегчения, поскольку его начали катать по коридорам и кабинетам, где то засовывали в аппарат МРТ, то надевали на голову некое подобие шлема с проводками, то облепливали грудь резиновыми присосками. И всякий раз после данных процедур голоса врачей, которые пробивались через звон в ушах, звучали слишком оптимистично и ласково, что волей-неволей наводило на не самые хорошие мысли.

— Не так все плохо, — словно сговорившись, утверждали они. — Очень и очень приличные показатели, молодой человек. Полежите у нас, подлечитесь, выйдете отсюда как новенький.

Но не один из них так и не ответил Николаю, сколько именно ему предстоит тут лежать и когда он сможет отсюда выйти. Люди в белых халатах профессионально отделывались от него расплывчатыми фразами и шутками вроде «Вы что, куда-то торопитесь?».

Так прошло несколько дней, за которые Нифонтов морально вымотался похлеще, чем за весь предыдущий год. Мало того, его потихоньку-помаленьку начала одолевать черная меланхолия, особенно усиливающаяся к вечеру. Вдобавок за окнами как раз зима устроила последнюю гастроль, закружив вьюгу так, что два дня света белого видно не было.

Короче, когда в его палату вошли тетя Паша и Женька, держащая в руках старомодную пузато раздувшуюся сумку, он даже дежурную улыбку из себя выдавливать не стал. Желания не имелось.

— Н-да, — уборщица окинула его цепким оценивающим взглядом. — Залечили, Евгения, нашего парня. Вон лица на нем нет.

— Совсем хреново, да? — глаза Мезенцевой внезапно как-то влажно сверкнули. — Коль?

— Невесело, — выдавил из себя тот. — И главное, врачи ничего толком не говорят. Туда-сюда таскают, снимки делают, крови ведро откачали, а конкретики ноль.

— Это тебе они ничего не говорят, — тетя Паша сноровисто начала разбирать сумку, которую забрала у Мезенцевой. На стол один за другим ложились пакеты сока, яблоки и апельсины. — А мы всё уже знаем. У тебя, Николай, в башке чего только нет. И внутричерепная гипертензия, и гидроцефалия, и что-то там еще. Короче, плохо дело. Не то чтобы ты умирал или тебе грозило стать совсем дураком, но хорошего все же мало. Дело пахнет инвалидностью.

— Не разделяю вашего оптимизма, Павла Никитична, — Нифонтова, что скрывать, очень задел бодрый тон, которым уборщица сообщила ему столь неприятные новости.

— В самом деле, тетя Паша, — поддержала его Мезенцева. — Нельзя же так?

— Можно. — Последним из сумки был извлечен здоровенный китайский термос жуткой расцветки, причем уборщица обращалась с ним крайне осторожно. — Только так и следует сообщать неприятные новости. Дело уже дрянь, так чего миндальничать? Или от твоего сюсюканья ситуация станет лучше? Да ничего подобного. Хуже — да. Лучше — нет. Колька у нас не дурак, поймет, что ты его щадишь, и озлобится на весь мир еще сильнее. Он вон волком зыркал, когда мы пришли, а чутка попозже вообще ненавидеть наши визиты начнет. И в первую очередь оттого, что мы здоровые, а он — нет. Верно ведь, Нифонтов?

— Верно, — подумав немного, выдавил из себя Николай. — Наверное, так и будет.

— Не будет, — подошла к нему уборщица, на ходу отворачивая крышку термоса. — Не грусти, боец, твое время еще не пришло. Не скажу, что ты прямо завтра на ноги встанешь, но обещаю, что скоро все вернется на круги своя. Ты мне веришь?

— Вам — верю, — не задумываясь ответил Нифонтов.

— И правильно. — Тетя Паша налила из термоса в крышку немного пряно пахнущей жидкости. — Вот, пей до последней капли. Да не залпом, а маленькими глотками, чтобы усвоилось лучше.

— А это чего? — Николай глянул на коричневый, как чай-«медведь», напиток.

— Микстура, — усмехнулась тетя Паша. — Пей, говорю. Не тяни.

Оперативник подчинился ее приказу и мелкими глотками осушил крышку, отметив, что употребленный им напиток на вкус не лишен приятности.

— Вот и молодец, — тетя Паша забрала у него из рук крышку. — Вот и умница. Мезенцева, чего стоишь? Почему колбасу и сыр в холодильник еще не убрала?

— Какая колбаса? — невесело осведомился у нее Николай. — Мне кусок в горло не лезет, потому что не то что жевать, а просто даже слюну глотать больно.

— Завтра пригодится, — заверила его уборщица. — Поверь, тебя скоро на покушать пробьет о-го-го как. Ладно, сама пойду уберу, видела я, где холодильник стоит. Кстати, могли бы и в палату поставить, все же она отдельная.

Тетя Паша забрала часть продуктов и вышла за дверь.

— Что я хоть выпил-то? — спросил у напарницы Нифонтов. — Ты не в курсе?

— В курсе, — понизила голос та, глянув на закрытую дверь. — Отвар мандрагыра.

— Отвар кого? — озадачился оперативник.

— Не «кого», а «чего», — поправила его девушка. — Мандрагыр — это корень такой. Я так поняла, он вроде женьшеня, только встречается в живой природе значительно реже, и свойства целебные у него сильнее.

— Что-то такое я слышал, — призадумался Николай, сдвинув брови, а секундой позже понял, что это незамысловатое движение, которое еще пять минут назад наверняка заставило бы его сморщить лицо от боли, сейчас никаких последствий не вызвало. — Точно. Тит Титыч его как-то упоминал, мол, редкая штука.