Ульф задумался, откуда у Карла это его гипертрофированное чувство долга, и решил, что, должно быть, он перенял эту черту от своего отца, лютеранского теолога, завсегдатая телепередачи «Образ мыслей». Передача эта была посвящена злободневным вопросам морали, таким как вегетарианство, отношение к беженцам, защита окружающей среды, и тому подобной головной боли, способной превратить жизнь в этическое минное поле. У профессора Хольгерссона была неторопливая, вдумчивая манера говорить, прямо-таки созданная для формирования телеаддикции. Когда он участвовал в дебатах, оторваться было невозможно: хотелось бесконечно смотреть на него, слушать его звучную, размеренную речь. Он был довольно известен – даже среди тех, кто не особенно интересовался подобными вопросами, – а на радио даже появилась реклама, где некий актер, имитируя интонации профессора с искусством, свойственным некоторым представителям этой профессии, убеждал слушателей приобретать бренд мебели, поставлявшейся в разобранном виде.
Так что трудолюбию Карла, его надежности и методичности удивляться не приходилось. И его любви к чтению – в конце концов, он был сыном профессора. Проявлялась эта его черта в самые неожиданные моменты: когда они пили кофе в заведении напротив или в машине по дороге на место преступления, Карл вдруг сообщал Ульфу и Анне какой-нибудь удивительный факт, на который наткнулся, читая статью или книгу, рекомендованную ему отцом. Эти факты порой имели отношение к философии или даже к теологии, но круг чтения профессора был, по-видимому, гораздо шире, поскольку включал в себя книги и журналы по таким предметам, как, например, приматология, строительная инженерия и медицина. Работать со знатоком-самоучкой было бы не слишком приятно, но Карл никогда не нагонял скуку, и не раз бывало, что после какого-то его случайного замечания Ульф отправлялся в библиотеку, разобраться в том или ином смутном вопросе.
– Карл такой умный, – заметил как-то Эрик. – Почему он не стал каким-нибудь профессором вроде этого своего отца – а всего-навсего следователем?
– Он здесь потому, что верит в справедливость, – сказал Ульф. – И потому, что считает, что помогать людям – это правильно.
Эрик задумался:
– Что же он делает в свободное время?
Ульф ответил в том духе, что вряд ли у Карла вообще есть свободное время, учитывая недавнее прибавление в семействе и то, сколько он работает. И все же он явно находит время для чтения – этим, видно, он и занимается на досуге.
– Просто читает? – спросил Эрик. – Просто читает книги? И всякое такое?
– Да. Думаю, да.
Эрик в недоумении покачал головой:
– Надо бы спросить его, не хочет ли он как-нибудь поехать со мной порыбачить.
– Это можно, конечно, – ответил Ульф. – Но сомневаюсь, что у него найдется время.
Эрик пожал плечами:
– Если у тебя нет времени даже на рыбалку, тогда… Ну, какой тогда вообще во всем смысл?
Ульф решил, что продолжать дискуссию не стоит. Поэтому он просто сказал:
– Твоя правда, Эрик.
И на этом тема была закрыта.
То дело, о котором Ульф рассказывал доктору Свенссону в последний раз на консультации, началось с рядового рапорта из местного отделения полиции. У них вечно недоставало рук, и стоило случиться чему-то, что требовало серьезного разбирательства, дело направлялось прямиком в Отдел деликатных расследований. Дела эти могли бы передаваться обычным порядком в Следственное управление, но местные полицейские ценили хорошие отношения со следователями и старались не беспокоить их понапрасну. Тот факт, что дела часто передавались в спешке, означал, что не все случаи, достававшиеся отделу, были такими уж деликатными, но в общем и целом система работала. И только изредка им приходилось указывать, что исчезновение подростка или кража ноутбука – не совсем то, ради чего был основан Отдел.
Рапорт, который лег к ним на стол однажды утром, был довольно лаконичным: «Удар ножом на рынке. Ранение несерьезное, но
Ульф прочел рапорт Анне вслух.
– Необычная
– Насколько я понимаю, странное место.
– Но что имеется в виду – «локация» в смысле «место преступления» или в смысле «место, куда был нанесен удар»?
Анна рассмеялась:
– Ну, это уж вряд ли. Скорее, первое. Наверняка дело было за кулисами балагана с марионетками либо под прилавком с пацифистской литературой. Ребята агитируют на рынке почти каждый день. Что-нибудь в этом роде.
Ульф вздохнул:
– Нам, наверное, придется заняться расспросами. В полиции сказали, что кто-то из их людей будет на месте и посвятит нас во все детали. Но не думаю, что мы особенно много узнаем – пишут, свидетелей нет.
Анна захлопнула ноутбук и потянулась за сумкой:
– Составлю-ка я тебе компанию. Все равно мне нужно купить брокколи. И деревенских яиц.
До рынка они добрались в старом «Саабе» Ульфа светло-серого цвета. Когда-то машина была серебряной – краса и гордость дядюшки Ульфа, который жил в Гётеборге, – но со временем краска потеряла блеск.