Отдел деликатных расследований

Ульф молчал. Ему вдруг стало жаль доктора Свенссона – в первый раз за все время их знакомства ему было его жаль.

– Жизнь – это череда расставаний, – сказал психотерапевт. – Одно за другим – люди, вещи – всё уходит от нас. Мы теряем их, они умирают, нам объявляют, что они – преходящие ассоциации.

– Мне очень жаль, – сказал Ульф.

– Мне тоже, – ответил доктор Свенссон.

Когда Ульф вернулся в контору, там его ждала записка от Анны.

– Ей нужно было уйти, – сказал ему Карл. – Она оставила тебе записку. У тебя на столе.

Он увидел записку, которая лежала на самом видном месте – на клавиатуре. «Только что услышала, – писала Анна, – что Сигне Магнуссон исчезла. Я позвоню». А потом, перед тем как подписаться, она добавила знак поцелуя – «Х». Раньше она никогда этого не делала, и внезапно Ульф разволновался. Конечно, это могло ничего и не значить; так подписывались очень многие, и, наверное, это была просто формальность – вроде как обращение «Дорогой…» в начале письма. Или это могло означать куда большее. Это мог быть маленький росток чувства, знак привязанности, помещенный здесь для того, чтобы сделать рабочее послание личным. «Люблю, целую, ХХ». Такие расхожие слова и символы, но бывает, сердце сжимается от того, что они означают именно то, что призваны означать.

Он отложил записку. Он-то полагал, что с историей Сикстена было покончено, но оказалось, что все было иначе. Он опять взял записку и снова ее изучил. Радость, которую он ощутил поначалу при виде «Х», сменилась тревогой. И эта тревога, подкравшаяся незаметно, исподтишка, в свою очередь, сменилась сожалением. Он просто не мог себе это позволить… да что же это, собственно, будет такое? Роман? Флирт? Безнадежная дружба?

Он заметил, что Карл наблюдает за ним с другого конца комнаты, когда тот указал на записку у него в руках.

– Что там говорится? – спросил он.

Тут Ульфу пришло в голову, что Карл мог прочитать записку. Если так оно и было, то он мог заметить знак поцелуя. Как неосторожно с ее стороны, подумал он, как безрассудно.

– Пропавшая девушка, – ответил он.

– Что-нибудь еще?

Ульф сложил записку и сунул ее в карман. Карл, посмотрев, как он это делает, спросил:

– Разве ты не собираешься подшить это к делу?

Услышав слово «подшить», Эрик, сидевший за своим столом, встрепенулся.

– Передай это, пожалуйста, сюда. Если мы еще не успели завести папку, я начну новую. Как фамилия подозреваемого?

– Нет никакого подозреваемого, – поспешно ответил Ульф. – Это просто личная записка. Подозреваемого нет, и папку заводить не нужно.

Карл откинулся на спинку стула.

– Но ты же сказал, что это насчет пропавшей девушки – что тут может быть личного?

Ульф отвернулся, притворившись, что не расслышал.

Карл повторил еще раз:

– Я говорю: ты только что сказал, что это насчет пропавшей девушки. Это не личное.

Ульф почувствовал, что краснеет, выдавая тем самым свои чувства; по его лицу медленно разливался жар.

– Там есть кое-что личное, – ответил он. – Ничего важного. Просто Анна спрашивает у меня совета.

Он и сам не понимал, откуда взялись эти слова. В панике он ухватился за соломинку – но, подумал он, это прозвучало вполне правдоподобно.

– Относительно чего? – спросил Карл.

Этот прямой вопрос дал Ульфу возможность перейти в атаку и забыть о предательском жаре на щеках.

– Разве нельзя спросить у коллеги совета по личному вопросу? Например… Например, не знает ли он хорошего стоматолога?

– Анна собирается к стоматологу? – спросил Карл.

Ульф посмотрел на часы. Он оставит вопрос без ответа, сделав вид, что вопрос этот слишком незначителен, чтобы на него отвечать.

– Мне надо идти, – пробормотал он. – У меня встреча.

Он вышел из кабинета и начал спускаться вниз по лестнице. Этот случай его обеспокоил. Надо бы поговорить с Анной и дать ей понять – конечно, самым деликатным образом, – что оставленные в кабинете записки могут попасть в руки коллегам, которым они вовсе не предназначались. Он ничего не скажет насчет нацарапанного ею в конце записки «Х», но если это что-то означало, то она поймет, о чем он. С другой стороны, если это был ничего не значащий жест, то она может удивиться, с чего это он так беспокоится о том, что другие прочтут обычную рабочую записку. В этом не было ничего странного – писать друг другу записки по работе, и, если вы предпочитаете материальное виртуальному, отставлять их у коллег на столах. Анна вполне резонно могла спросить, почему, собственно, он вообще беспокоится, и тогда придется сказать ей об «Х». Это будет крайне неловко, но ему придется это сделать.

Он вышел из передней двери конторы и пересек улицу, направляясь в кафе. Никакой встречи у него не было – это был лишь предлог, чтобы уйти, и, поскольку делать ему было нечего, он решил провести полчаса или около того в кафе, почитывая газету или, может, размышляя над возможными причинами исчезновения Сигне.