Отдел деликатных расследований

Ульф пожал плечами:

– Я никогда не понимал, зачем люди это делают. Или зачем вообще кому-то это может понадобиться.

– Разнообразие, – ответила Анна. – Человек тебе надоел, но разрывать отношения тебе не хочется. Появляется кто-то еще, и ты понимаешь, что тебе с ним хорошо. Мне кажется, это довольно понятно.

– А как бы ты поступила сама? – спросил Ульф. Вопрос вырвался у него сам собой, и он немедленно пожалел об этом. Она могла понять его совершенно неправильно – как приглашение, как намек – несмотря на тот разговор, который случился у них несколько дней назад.

Но этого не произошло, и Ульф почувствовал облегчение.

– Я бы так делать не стала, – ответила она. – Но, опять же, люди обычно говорят, что не станут чего-то делать, пока… пока этого не сделают. – Она подняла на него взгляд, и некоторое время они смотрели друг другу прямо в глаза.

Ульф почувствовал, что этому растянувшемуся мгновению пора положить конец. Иначе он скажет то, что, как он думал, он никогда не скажет.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он. – О том, что тут происходит. Если у Бим…

Она подняла руку:

– Погоди, давай посмотрим на это с другой стороны. Кто тут чего может хотеть. Или, скорее, что мы по этому поводу думаем.

– А потом прикинем все наоборот, – предложил Ульф. – Потому что на самом деле люди часто хотят чего-то противоположного тому, чего, как мы думаем, они хотят.

– Или подумаем о том, кто они вообще такие – на тот случай, если мы и вовсе ищем не там, где надо.

Поразмыслив, Ульф понял, что Анна права. Когда Блумквист впервые упомянул о роли Бим в этом деле, Ульф сразу подумал, что это могло быть как-то связано с исчезновением Сигне. О двух ее молодых людях им не было известно ровно ничего, но когда исчезала молодая женщина, беседовали в первую очередь с тем, с кем она встречалась – особенно если, как в этом случае, они незадолго перед этим разошлись.

Здесь, конечно, было целых два молодых человека, которые испытывали к Сигне не слишком добрые чувства. И, с точки зрения Ульфа, если с ней действительно что-то случилось, то подозрение первым делом падало на них.

Он решил поговорить об этом с Анной.

– Два обманутых молодых человека – что ты об этом думаешь?

– Возможно, – ответила она. – Помнишь тот случай, который мы расследовали три года назад – когда исчезла та гримерша, а нашли ее, в конце концов, на дальнем севере…

– …под вечной мерзлотой.

– Да, под вечной мерзлотой, – сказала Анна. – Это было дело рук ее молодого человека, верно ведь? Он работал на полярной станции. Обнаружил, что она изменяет ему с тем телевизионным продюсером – он еще снимал передачи о дикой природе; была одна о северных оленях, помнишь?

Ульф помнил – как и само дело. Он тогда провел на севере две недели – в тот раз его сопровождал Карл, потому что Анна не могла так надолго оставить детей. Он помнил, как откапывали тело – грохот пневматических буров на фоне царившей в тундре тишины; и как наконец они нашли то, что искали; и ту мысль, которая всегда приходила к нему в подобных обстоятельствах: что это тот самый момент, когда конец чьей-то вселенной становится очевидным: не вселенной жертвы, а тех, кого она оставила позади, ее родных. Его печалил тот факт, что люди могли добиваться подобного результата, зная – или имея возможность представить, – какое горе это принесет семье жертвы. Конечно, тем, кто совершал подобные вещи, обычно не хватало некого морального воображения – они не могли понять, каково это будет, просто потому, что не имели такой способности. Ждать от них, что они поймут – и посочувствуют, – было все равно что просить слепого увидеть радугу.

Ульф помахал официантке, чтобы она приняла у них заказ.

– Так ты думаешь, нам нужно вызвать этих молодых людей?

– Да, – ответила Анна. – Нужно, чтобы Блумквист сообщил нам все, что о них знает. Он сказал тебе, в какой кофейне работает тот, первый?

Ульф ответил, что нет.

– Блумквисту нравится придерживать информацию. Мне кажется, он терпеть не может, когда его отстраняют от расследования.

– Но это же не его дело, – указала Анна.

Ульф ответил, что Блумквист смотрит на это по-другому.

– Мне кажется, он чувствует себя обиженным. Он уже два раза пытался перевестись в Следственное управление, но каждый раз ему отказывали. Кто-то сказал мне, что у него дислексия.

– В наши дни это не должно быть препятствием.

– Нет, – сказал Ульф. – Казалось бы. Но мне рассказывали, что на своем рапорте он написал «УС» вместо «СУ». Подозреваю, это ему никак не помогло.

Анна улыбнулась.

– Бедняга Блумквист. – Она глянула на часы. – Может, мы его сюда позовем – если у него найдется время?

– Попытка не пытка, – сказал Ульф, доставая из кармана телефон. Набирая номер, он рассказывал Анне о результатах визита к полковнику.

– Так что Хампус бомбы обезвреживать не будет, – закончил он. – И не думаю, что полковник попробует провернуть еще что-нибудь подобное – спасибо моей ручке-диктофону.

Анна удивилась:

– У тебя есть ручка-диктофон?

Блумквист все не подходил к телефону. Ульф достал из нагрудного кармана ручку и продемонстрировал Анне.