Отдел «Массаракш»

«Жаль, Облом, тебя нет с нами… — подумалось Птицелову. — Сейчас бы пару баек застольных об этих улочках, о набережной, которую почти уж не видать… О том, как ты радовался здесь жизни — молодой, лихой и беззаботный. До войны. До того как ты стал штурмовиком. До того как стал Неизвестным Отцом — Калу-Мошенником. Но судьба твоя — гнить на болотах, друг-дэк. Быть может, свидимся еще. Если продержишься до конца срока, и если меня не разберут, как бычью тушу на бойне, в подвалах этого самого ДСИ, и не разложат по баночкам…»

Облом стал мрачнее тучи, как только Птицелов произнес это проклятое сокращение — ДСИ. Низвергнутый Неизвестный Отец думал-думал, а потом и выложил: «Ложки гнуть не стану, мутоша. Только спокойнее на расчистке срок мотать. Мезокрылы, Штырь да Хлыщ — твари одной крови, но куда им со Странником тягаться?.. Но ты, если карта ляжет, не дрейфь! Порядки, крути не крути, а не те, что при Папе были. Кому-то стало вольготнее, а кто-то кантуется почище петуха парашечного, массаракш! Закрыли „Волшебное путешествие“, открыли „Раскаиваться поздно!“. Госчиновникам разрешили ездить на хонтийских иномарках, но завод „Машиностроитель“ распродали по кирпичику и винтику непонятно кому. Странник силен — но не так, как прежде. Пособник режима Отцов все-таки. Просто его отрасль никто принять не может, там сам черт ногу сломит, и ставленникам нового режима пока образования не хватает, чтоб отправить Странника на покой… Ты, мутоша, запомни главное: станут подсовывать бумажки для подписи — отправляй куда подальше! Станут говорить, мол, ты как никто другой подходишь для эксперимента, результаты которого крайне важны для Свободного Отечества, — смело показывай кукиш! Пусть оближутся! Станут сулить пенсию, социальный пакет, льготы по инвалидности — уши не развешивай: покойнику пенсия не сильно нужна… Они, конечно, угрожать возьмутся. Может, по морде разок-другой врежут — Странник это дело любит, — а потом переведут на общественные работы: полы в моргах мыть да дрова в печи крематориев подбрасывать. Так, глядишь, срок и отмотаешь. Выпустят на волю гражданином, и гуляй!»

…А внизу уже играло бликами море: зеленое-зеленое, загнутое вверх у горизонта. Проносились пятна мазута, расплывшиеся на поверхности тонкой пленкой, проносились искореженные остовы кораблей, отнесенные течениями и штормами на мелководье.

Неожиданно корпус спецвертолета задрожал пуще прежнего, рев двигателей слился с низким и могучим гулом.

Птицелов помимо воли ахнул — «Янтарных орлов» обогнала пятерка боевых вертолетов «Гнев». Похожие на черных стрекоз машины направлялись к кораблю, абрис которого показался Птицелову неожиданно знакомым. Мутант удивился, ведь до этого момента он никогда не видел морских кораблей. А потом до него дошло: там, внизу, рассекал острым носом зеленую воду сам «Молот Отцов»! Золотознаменный противолодочный крейсер-вертолетоносец с фотографии в старом-престаром выпуске «Гвардейца».

Спецвертолет пролетел над просторной палубой «Молота Отцов». Исчезли за хвостовым винтом башенные орудия крейсера, исчезли боевые вертолеты, и гул их сошел на нет, растворился вдали. «Янтарные орлы» тем временем все дальше забирались на юго-восток. А потом на загибе горизонта вырисовалась нечеткая линия. Приближалась коса — полоса размытого песка, отделявшая лагуну от моря.

Вода в лагуне казалась неподвижной — зеленое зеркало, в котором отражалась стремительная жаба спецвертолета. Мелкая волна набегала на песчаный берег. «Янтарные орлы» сбавили скорость и стали снижаться. Птицелов погладил Малву по щеке: не робей, мол, прилетели вроде! А сам опять расплющил нос о стекло. Внизу была площадка, окруженная аккуратненькими домиками с балконами, кондиционерами и мраморной облицовкой. За домиками возвышались каменистые сопки, покрытые пожухлой травой. Там и сям виднелись приземистые деревья с кронами, похожими на зонтик.

Тряхнуло. Шасси вертолета коснулось бетона. Заныли двигатели, сбавляя обороты. Щелкнул замок, и выгнутая дверь отошла вверх. В кабину ворвался теплый ветерок и по-свойски облапил мокрые от пота бока семерых делинквентов.

Птицелов спрыгнул на площадку, подал руку Малве.

Малва, придерживая юбку, чтобы не задрало ветром на потеху встречающим, выглянула наружу.

А встречали их двое господ в мундирах, а с ними еще один — штатский. Военные были загорелыми, щекастыми, усатыми и, очевидно, вполне довольными жизнью. Довольными до такой степени, что животы обоих едва вмещались в кители, как будто сами господа офицеры не первый месяц на сносях ходили.

Штатский на фоне господ офицеров выглядел бледной молью. Тощий, сутулый, прямые волосы — объемистой копной, видать, все времени не находил, чтоб в парикмахерскую наведаться. Острый нос, глубокие складки по обе стороны поджатой верхней губы. Портфельчик, пиджачок клетчатый, брючки наглаженные. Туфли блестят.

Один из офицеров поднял руку.

— Сударыни залетные, сюда! — проговорил он громко, с наигранной веселостью. — Сударь делинквент, туда! — указал на штатского, как показалось Птицелову, с очевидным пренебрежением.