Отдел убийств: год на смертельных улицах

Только у Пеллегрини нет времени делать выводы из убийств Северо-Запада. В ночь признания Денниса Уолса он выезжает на огнестрелы и перечитывает внутренние отчеты по Латонии Уоллес. Вообще-то когда в убойный привозят Уолса и печатают ордер на Клинтона Батлера, он на вызове. И уже давно дома, когда ранним утром Эдди Браун, довольный победой, отправляет возвращенные драгоценности в отдел вещдоков и выставляет на аукцион возможность сказать Деннису Уолсу, что его тоже привлекут за убийство первой степени.

– Эй, – говорит Браун у двери в допросную, – кому-то надо зайти и сказать дурачку, что он никуда не денется. А то он все просит подвезти его до дома.

– Давай я, – предлагает с улыбкой Маккартер.

– Вперед.

Маккартер заходит в большую допросную и закрывает за собой. Сцена за зарешеченным окошком кажется идеальной пантомимой: губы Маккартера движутся, его руки лежат на боках. Уолс качает головой, плачет, умоляет. Маккартер отмахивается, все еще с улыбкой поворачивает ручку, возвращается в коридор.

– Вот же дурень бестолковый, – говорит он, закрывая дверь.

Вторник, 5 апреля

Через два месяца после убийства Латонии Уоллес остается только Том Пеллегрини.

Гарри Эджертон, младший по делу, уходит к Бертине Сильвер помогать допрашивать ее лучшего подозреваемого по январскому убийству Бренды Томпсон, найденной зарезанной в машине на Гаррисон-бульваре. Эдди Брауна внезапно увлек за собой прорыв в деле Карен Смит, после чего он перешел к новым убийствам. И Джей Лэндсман – такой же следователь по делу Латонии Уоллес, как и остальные, – тоже пропал. Другого никто и не ждал: на нем целая группа, и в следующие три недели ночной смены все его детективы работают над свежей волной убийств.

Ушли и приданные сотрудники – вернулись в свои спецподразделения или к начальникам районов, одолжившим их убойному для расследования убийства девочки. Сначала ушли люди из спецподразделений, затем молодые районные детективы, потом люди из Центрального, и, наконец, – двое полицейских в штатском из Южного района. Медленно, неминуемо следствие по делу Латонии Уоллес стало прерогативой лишь одного детектива.

Оставленный на берегу уходящей волной, Пеллегрини сидит за столом в допофисе в окружении трех картонных коробок с внутренними отчетами и фотографиями, лабораторными экспертизами и свидетельскими показаниями. К стене за его столом прислонилась доска, которую участники спецгруппы подготовили, но так и не нашли времени повесить. В центре приколота лучшая и последняя фотография ребенка. Слева – эджертоновская схема крыш на Ньюингтон-авеню. Справа – карта и воздушная съемка с полицейского вертолета Резервуар-Хилла.

В эту дневную смену, как и в два десятка других, Пеллегрини методично копается в одной из переплетенных папок, читая рапорты недельной давности, выискивая завалявшийся фактик, упущенный в первый раз. Некоторые отчеты – его же авторства, на других стоит подпись Эджертона, Эдди Брауна, Лэндсмана или приданных людей. В этом и беда «красных шаров», говорит себе Пеллегрини, пробегая глазами страницу за страницей. Из-за их важности у «красных шаров» велик потенциал стать блокбастерами Дэвида О. Селзника[38], четырехзвездными авралами департамента, в которых сам черт ногу сломит, не то что один-единственный детектив. Почти с самого обнаружения тела убийство стало собственностью всего департамента, и опросы проводили патрульные, а свидетельские показания брали посторонние сотрудники со стажем в расследованиях убийств не больше пары дней. Скоро факты о деле рассеялись по двум десяткам человек.

С одной стороны, Пеллегрини согласен с тактикой неограниченного личного состава. В недели после убийства девочки этот «экспресс красного шара» помог покрыть огромную территорию в кратчайшие сроки. К концу февраля люди из спецгруппы уже дважды опросили всех в радиусе трех кварталов от места преступления, допросили почти двести человек, выпустили ордеры на три адреса и провели обыски по согласию в каждом доме на северной стороне Ньюингтон-авеню. Но теперь все бумажки от этой массированной кампании скопились на столе Пеллегрини. Одних свидетельских показаний целая папка, а данным на Рыбника – все еще их лучшего подозреваемого – посвятили личный манильский конверт.

Склонившись над столом, Пеллегрини, наверное, уже в трехсотый раз проглядывает снимки места преступления. Все тот же ребенок смотрит со все того же залитого дождем асфальта со все тем же потерянным взглядом. Рука по-прежнему куда-то тянется – ладонь раскрыта, пальцы слегка согнуты.

У Тома Пеллегрини эти цветные снимки 3 на 5 уже не вызывают и подобия эмоций. Вообще-то, признается он себе, никогда не вызывали. Каким-то странным образом, который может понять только детектив убойного, он с самого начала психологически отступил от жертвы. Это было не сознательное решение – скорее отсутствие решения. Стоило ему войти во двор за Ньюингтон-авеню, как в его мозгу каким-то стихийным, почти предопределенным образом переключился рубильник.