Отдел убийств: год на смертельных улицах

Сбылось все, чего пытался избежать Уорден. Он хотел работать по убийствам; теперь убийства были не в приоритете. Он не хотел тратить время и силы на то, чтобы без уважительных причин копаться в частной жизни публичного человека; теперь он с тремя-четырьмя детективами тратил еще больше времени на то, чтобы разворотить всю его частную жизнь к черту. Уорден, Джеймс, Нолан – все стали пешками в нелепой игре, пока бюрократы перебрасывались между собой политическим будущим Ларри Янга. И ради чего? В день, когда Уорден убедил сенатора отозвать заявление, он вел два убийства и все еще активно участвовал в расследовании большого жюри по стрельбе на Монро-стрит. Теперь все это ни черта не значило. Теперь начальники хотели только всестороннего расследования по делу сенатора штата Ларри Янга и его предположительному похищению. Департамент отправит на улицу лучших людей, чтобы доказать обратное: законодателя никогда не запихивали в таинственный фургон три человека. Затем сенатору предъявят обвинение в ложном заявлении – жалком хулиганстве – и начнется судебное разбирательство, в котором не хочется выигрывать ни прокуратуре, ни департаменту полиции. По негласному уговору суд станет всего лишь фарсом, чтобы задобрить публику и не уронить лицо. А слово Уордена – которое он искренне дал в кабинете бедолаги, – теперь ничего не значило. Его самого департамент и пустил первым в расход.

В коротком разговоре через несколько дней после того, как в прессе разгорелся скандал, капитан упомянул о беде Уордена Гэри Д’Аддарио и Джею Лэндсману.

– Знаете, – заметил он вскользь, – было бы неприятно, если бы хороший детектив вроде Уордена пострадал из-за этой ерунды с Ларри Янгом…

«"Было бы неприятно"? Тебе было бы неприятно? И как это понимать?» – гадал Д’Аддарио. Капитан сам же одобрил тот разговор по душам с Ларри Янгом – как и все они. При чем тут теперь Уорден? Д’Аддарио пытался понять, хочет ли капитан сейчас что-то донести – или просто говорит не подумав. В присутствии Лэндсмана спрашивать пришлось аккуратно, чтобы дать капитану шанс выкрутиться.

– А почему должен пострадать Уорден, капитан? – выразительно спросил Д’Аддарио. – Он только следовал приказам.

И верно, было бы несправедливо, согласился капитан. Не хотелось бы это видеть. Тут Д’Аддарио перестал понимать, что происходит, и придержал язык за зубами. Если капитан предлагал им иммунитет – пожертвовать Уорденом, чтобы самим уклониться от скандала, – тогда Д’Аддарио надеялся, что одного многозначительного вопроса хватило, чтобы перечеркнуть такой план. Если капитан просто болтал, не думая о последствиях, то лучше закрыть на это глаза.

И Лэндсман, и Д’Аддарио вышли из кабинета в недоумении. Возможно, мысль сделать Уордена козлом отпущения исходила от капитана, а возможно, от кого-то повыше. Возможно, они сейчас сами это выдумали. Д’Аддарио не мог знать наверняка, но он согласился с Лэндсманом: если план по подставе Уордена начнет воплощаться в жизнь, они объявят капитану войну и сожгут все мосты до единого. Даже для такого привыкшего к начальственной этике человека, как Д’Аддарио, мысль отправить Уордена на заклание находилась за гранью. Это один из лучших детективов в отделе – но в кризис даже его считали пушечным мясом.

Война за Дональда Уордена в кабинете капитана шла между строк, но скоро об отказе Д’Аддарио сдавать своего человека знала вся смена. И это, согласились детективы, стало звездным часом лейтенанта и доказательством того, что за ним можно смело идти в огонь и воду.

Ведь одно дело, когда Д’Аддарио заискивал перед начальством во времена упавшей раскрываемости, – это ничего не стоило и позволило детективам заниматься своим делом с минимальным вмешательством сверху. Вдобавок та же самая раскрываемость, из-за которой в начале года Д’Аддарио казался уязвимым, сейчас стала его союзницей. Даже с учетом летней волны убийств этот показатель теперь колебался на уровне 70 процентов, и лидерство лейтенанта, ранее поставленное под сомнение, снова стало представлять ценность для начальства. Худшее для Д’Аддарио осталось позади.

Но даже если бы раскрываемость не изменилась, он бы все равно чувствовал себя обязанным не смолчать перед капитаном. Списывать Уордена? Дональда Уордена? Здоровяка? Чем там наверху вообще думают? Как бы серьезно эту идею ни рассматривали, – если вообще рассматривали, – после разговора Д’Аддарио с капитаном о ней не вспоминали. И все же лейтенант знал, что он не всесилен; может, Уордена и не тронут за участие в фиаско с Ларри Янгом, но детектив был совершенно прав в том, что его все же грязно использовали.

Уорден дал слово другому человеку – политику, конечно, но они тоже люди. А департамент полиции и офис мэра, спасая свой имидж, показали, чего это слово стоит.