Уже светло, около шести утра. День сулит жару. Вдобавок к гордому обладанию девятимиллиметровой репликой кольта мертвец – двадцатидвухлетний житель восточной стороны с худым и спортивным телосложением. Труп успел окоченеть, на макушке – одинокое пулевое ранение.
– Он как будто пытался пригнуться, но не успел, – говорит малость заскучавший Эдди Браун.
На обоих концах двора уже толкутся зеваки: опрос соседних домов в ряду не дал свидетелей, зато с утра пораньше посмотреть на тело вышло чуть ли не полрайона. Скоро последуют сразу четыре анонимных звонка – «Я хочу остаться моногамным», будет настаивать один осведомитель, – а также отчет от одного из платных информаторов Гарри Эджертона с восточной стороны. Вместе они и составят полную хронику смерти Клейвона Джонса. Запишем ее как сценарий номер 34 в каталоге драмы гетто: спор двух нариков из-за девчонки; драка на улице; угрозы налево и направо; пацан платит кокаином за то, чтобы Клейвону прострелили башку.
Дэйва Брауна немало повеселит, что трое звонивших заявят, будто стрелок положил Клейвону в рот белый цветок. Этот цветок, поймет позже Браун, – всего лишь пена на губах мертвеца, которую смогла разглядеть толпа, встретившая детективов по прибытии на место преступления.
Впрочем, все это потом. А пока Клейвон Джонс – просто дохлый черный с качественной пушкой, из которой ему так и не довелось выстрелить. Ни свидетелей, ни мотива, ни подозреваемых – стандартная мантра худанита.
– Эй, мужик.
Дэйв Браун оборачивается и видит среди патрульных Восточного знакомое лицо. Мартини, что ли? Да, тот парень, что поймал пулю в прошлогодней наркооблаве в Перкинс-Хоумс. Свой человек.
– Эй, как жизнь?
– Да нормально, – отвечает Мартини и указывает на другого патрульного. – Тут моему другу нужен твой номер для протокола.
– Вы же детектив Браун, да? – спрашивает тот патрульный.
– Мы оба детективы Брауны, – говорит Дэйв, обхватив за плечо Эдди. – Это мой батя.
Эдди Браун улыбается, сверкая золотым зубом на утреннем солнце. Патрульный с ответной улыбкой разглядывает семейный портрет.
– Вылитый я, правда? – говорит Эдди.
– Есть малясь, – смеется патрульный. – Какой у вас номер?
– «Б» как в Браун, девять-шесть-девять.
Патрульный кивает и отходит. Во двор въезжает фургон медэксперта.
– Мы тут закончили? – спрашивает Дэйв Браун.
Эдди кивает.
– Лады, – говорит Дэйв, возвращаясь к «кавалеру». – Но нам нельзя забыть о самом важном в этом деле.
– О чем? – спрашивает Эдди, следуя за ним.
– Самое важное в этом деле то, что, когда мы выезжали, Здоровяк просил привезти ему яичный сэндвич.
– Ах да.
В комнате отдыха отдела убийств Дональд Уорден дожидается сэндвич в туче дыма от сигары «Бэквудс», лелея гнев, кипящий в нем уже полторы недели. Это он делает молча, стоически, но излучая такую энергию и решительность, что на утренней пересменке никто не смеет к нему приблизиться даже с каким-нибудь банальным утешением.
Да и что тут в самом деле скажешь? Что сказать человеку, который строил карьеру по своему понятию чести, по своему кодексу, а этой самой честью подтерлись политики? Что сказать человеку, для которого преданность департаменту – образ жизни, а департамент, где он оттрубил двадцать пять лет, в ответ предлагает уроки вероломства?
Сначала начальство обратилось три недели назад к Ричу Гарви. Обратилось с записью в круглосуточном журнале, записками и манильским конвертом без имени и номера дела. Тут, значит, сенатор штата, объяснили они. Угрозы. Таинственные злодеи. Возможное похищение.
Гарви терпеливо их выслушал. Потом посмотрел на первый протокол от двух детективов из смены Стэнтона. Протокол невеселый.
– Только один вопрос, – спросил Гарви. – Можно отправить сенатора на полиграф?
Нет, сказало себе начальство, пожалуй, Рич Гарви нам не подходит. Они быстренько извинились и отнесли протокол с манильским конвертом Уордену.
Здоровяк послушал-послушал, затем выстроил в мыслях факты: сенатор штата Ларри Янг. Демократ из 39-го избирательного округа Западного Балтимора. Выходец из политической машины семейства Митчеллов с западной стороны города, председатель влиятельного комитета заксобрания по вопросам экологии. Лидер фракции чернокожих со связями как в ратуше, так и с высокопоставленными черными в департаменте полиции. Сорокадвухлетний холостяк, проживающий один на Маккало-стрит.
Это все логично, а дальше уже идет какой-то бред. Сенатор Янг позвонил другу – именитому черному врачу – и рассказал, что его похитили трое. Он шел один с Маккало-стрит, а они подстерегали в фургоне. Его запихнули внутрь, надели повязку на глаза, угрожали. Держись подальше от Майкла и его невесты, сказали ему, имея в виду его давнего советника, планировавшего жениться. Потом безымянные преступники вытолкнули его из задних дверей у Друид-Хилл-парка. Домой он вернулся на попутке.