Нет уж, Уорден берет непочатую пачку сигар, полный кофейник и подпись Макларни на заявлении о сверхурочных. Он не спал двадцать четыре часа, и если в одном из дел наступит прорыв, не ляжет еще двенадцать. Это тяжелый путь, трудная работа – нелепый способ заработка для взрослого человека. А еще это самое близкое к ощущению бессмертия, которое может почувствовать профессиональный коп.
Ведь в конце концов он воскрес. В конце концов просто переждал свой гнев, переждал, пока не загорелась телефонная линия и не принесла неизбежную панацею. Обычные убийства, одно за другим, каждое – уникальная вариация одного и того же вечного зла; просто преступление и наказание, отведенные каждому рабочему копу в приблизительно равных долях. Видит бог, Уорден немало грозил увольнением; на этой работе, любит он признаваться коллегам, ты ешь медведя, пока медведь не ест тебя, и я намерен уйти раньше, чем этот гад проголодается.
Звучит сурово. Но никто не верил, что Дональд Уорден ослабит хватку на своем серебряном значке. Ее когда-нибудь придется разжимать.
Через три дня после того, как Уорден принял два убийства в одну смену, оба дела уже записаны черным. Прорыв в деле Ергина – прямой результат его продолжительного допроса спутника жертвы, после чего становится очевидно, что в отсутствие других подозреваемых сожитель старика останется на первой строчке уорденовского списка. Уже через два дня пацан – все еще напуганный – звонит в отдел убийств и сообщает о слухах, будто какие-то белые ребята катаются на «тандерберде» покойного по Пигтауну и Кэррол-парку.
Уорден с Уолтемейером едут в верхнюю часть Южного района, где Уолтемейер беседует с парой патрульных-старожилов, с которыми так долго служил. Южные и так известны тем, что внимательно читают телетайпы убойного, но для своего кореша они готовы пригнать в штаб хоть все «тандеры» в округе. Через час после визита детективов полиция останавливает нужную машину на Пратт и Кэри и арестовывает водителя – семнадцатилетнего проститута. В допросной Уорден с Уолтемейером берут подозреваемого в клещи, пока он не признается, что был в номере мотеля; не зная, что вскрытие уже подтвердило факт удушения, он заявляет, будто старик скончался от приступа. Когда детективы дописывают показания и выходят, он встает и смотрится в одностороннее окошко в двери, как в зеркало, выдавливая прыщи и хлопоча о внешности, словно он все еще обычный подросток, планирующий свидание в пятницу вечером.
Убийство на Лексингтон-стрит – ссора из-за небольшой партии наркотиков, – раскрыто при повторном опросе соседей, когда Уорден благодаря своей фотографической памяти сопоставляет лицо старика, открывшего дверь в квартале 1500, с лицом зеваки, торчавшего на углу в ночь убийства. И да, старик признается, что все видел, и опознает стрелка по фотографии. Но это по-прежнему слабое дело с одним свидетелем, пока в центр не прибывает тот самый подозреваемый и Уорден не разыгрывает из себя голубоглазую и седовласую отцовскую фигуру, убедив стрелка выложить все. Его метод до того эффективен, что через две недели подозреваемый даже звонит из городской тюрьмы насчет сплетен о другом убийстве.
– Детектив Уорден, еще я просто хотел поздравить вас с Рождеством, – говорит он человеку, который засадил его в тюрьму. – Вас и всю вашу семью.
– Большое спасибо, Тимми, – говорит Уорден, немного тронутый. – Всего наилучшего тебе и твоим.
Плюс два дела – минус два дела. Последние недели года, так бесившего Уордена, теперь скользят как по маслу, словно по сценарии какого-то сериала про полицию, где все преступления раскроют и объяснят раньше последней рекламной паузы.
За три дня до Рождества Здоровяк и Рик Джеймс выезжают на огнестрел в Восточном Балтиморе декабрьской ночью, настолько не по сезону влажной, что весь город окутало густым слепящим туманом. Когда «кавалер» выезжает на Файет-стрит, оба прищуриваются, пытаясь разглядеть смутные очертания жилых рядов по сторонам улицы.
– Как в гребаном молоке, – говорит Джеймс.
– Всегда мечтал раскрыть убийство в тумане, – чуть ли не мечтательно отвечает Уорден. – Как Шерлок Холмс.
– Ага, – соглашается Джеймс. – Этот вечно находил трупы в хреновую погоду…
– Потому что это было в Лондоне, – говорит Уорден, медленно проезжая на зеленый на Бродвее.
– И вечно был виноват какой-то урод по имени Мюррей. Мюррей и как его там дальше…
– Мюррей? – не понимает Уорден.
– Ну да, убийцу всегда звали Мюррей.
– Это ты про Мориарти. Профессор Мориарти.
– Ага, – говорит Джеймс. – Точно. Мориарти. Если сегодня приедем на убийство, будем искать черного парня с погонялом Мориарти.
Приезжают они именно на убийство – огнестрел на улице, который остается худанитом не дольше, чем нужно Уордену, чтобы войти в море черных лиц: бледный скиталец в ожидании того, когда развеется естественная враждебность толпы, терпеливый цивилизованный коп, прислушивающийся к анонимным упоминаниям имени преступника.