Отдел убийств: год на смертельных улицах

В конце концов единственным консультантом остался Гэри Д’Аддарио – человек огромного такта и приличий, – а со временем он и сам исполнил роль начальника спецподразделения. Остальные же детективы откололись, когда прошло ощущение новизны. Как, собственно, и я, почувствовав, – подобно, наверное, всем авторам на съемочной площадке, – что я там никому не сдался.

Справедливости ради, один продюсер, Гейл Матракс, спрашивала, не хочу ли я попробовать себя в написании пилота. В комичном неведении о гонораре я отказался, сказав Гейл – которая как раз прочитала «Убойный» и предложила книгу Левинсону в качестве потенциального телепродукта, – что ей лучше найти того, кто в этом разбирается, чтобы дать проекту хоть какой-то шанс на выживание. Если они еще захотят, я возьмусь за сценарий какой-нибудь другой серии, когда уже определится общий шаблон.

Фонтана и Левинсон согласились. И этот сценарий, который я написал в соавторстве с Дэвидом Миллсом, другом со времен университетской газеты, получился настолько беспросветно мрачным и безжалостным, что начальство NBC отказалось снимать его для первого сезона. Его сняли только год спустя, для укороченного второго сезона из четырех серий, и то лишь потому, что в нем согласился сыграть Робин Уильямс.

У меня до сих пор хранится первый черновик того сценария – весь жирно исчирканный красной ручкой Тома Фонтаны. Сцены слишком длинные, а речи – еще длиннее, описания испорчены указаниями для оператора, выдающими любителя. После того как Том и Джим Йосимура добавили сцены для приглашенной звезды – и урезали диалоги остальных героев, – от меня с Миллсом там осталась, дай бог, половина сценария.

Я считал это личным провалом – даже когда серия получила премию Гильдии писателей Америки – и лишний раз напомнил себе, где на самом деле мое место. Вновь вернувшись в «Сан», я начал планировать вторую книгу – год на наркоуглу в Западном Балтиморе. А Миллс ушел с работы в «Вашингтон Пост», перебрался в Голливуд и, поработав в сериале «Полиция Нью-Йорка», позвонил мне и успокоил, что любой фрилансер, которому с первой попытки удается донести до экранизации хотя бы половину слов, на самом деле пишет отлично.

И после второго сценария для «Убойного» – снятого почти без правок – я последовал за ним. Меня подтолкнуло и то, что моя газета – некогда замечательная «серая дама»[87] почтенных, пусть и ретроградных традиций, – стала личной игровой площадкой пары пришлых саквояжников[88] из Филадельфии, двух оторванных от жизни халтурщиков, для которых апогеем журналистики стала пятичастная серия статей, во втором абзаце объявлявшая «"Балтимор Сан" извлекла урок», а затем скатившаяся в пару многословных страниц с примитивными возмущениями и еще более примитивными решениями.

Началась пулитцеровская лихорадка, родилась аккуратно продуманная мифология, согласно которой у нас в газете никто не умел работать, пока новый режим не принес скрижали с горы Синай. Закончив с подготовкой матчасти для «Угла», я вернулся уже в удрученный и удручающий ньюсрум, откуда после выкупов акций талантливые ветераны стали перебираться в другие газеты. В конце концов, сокращения бюджета и удаленное руководство практически уничтожат издание, но уже в середине девяностых там развелось столько интеллектуальных претензий и охотников за премиями, что я понял: все, что я любил в «Сан», исчезает, и искусственность телесериалов в сравнении с искусственной погоней за премией Пулитцера теперь не такой уж и грех.

Я нанялся в свой сериал-пасынок, и Том Фонтана с командой научили меня писать сценарии так, что я даже стал гордиться своей работой. И когда вышел «Угол», мы с Миллсом были готовы рассказать эту историю на НВО.

Если говорить о детективах, то большинство признали «Угол» как достойную и честно рассказанную историю. Однажды Фрэнк Барлоу на огнестреле на Монро и Файет даже вышел из-за полицейской ленты, чтобы повспоминать со мной былое и спросить, как там новый проект, – и мне еще долго пришлось объясняться за это братание перед зазывалами, дилерами и торчками. Но некоторые детективы сочли вторую книгу предательством – ведь эта история рассказана не с точки зрения доблестной балтиморской полиции, а голосом тех, кого они преследовали.

А к началу девяностых преследование стало совсем жестоким и беспощадным. Через пять лет после «Убойного отдела» кокаиновая эпидемия перегрела наркоэкономику Балтимора и преобразила город. Там, где когда-то была пара десятков наркорынков, теперь появилось больше сотни углов. И на отдел, которому раньше приходилось расследовать 240 убийств в год, внезапно навалилось больше 300. Раскрываемость посыпалась, начальники занервничали, а в конце концов и запаниковали.