Целыми вечерами Игорь просиживал в ванной, пытаясь повторить трюк Фила с мышью, которая забегала ему на ладонь. Олег сказал, что в ванной нет камер видеонаблюдения, и от этого Игорю было спокойнее, его даже не раздражало, что мышь ведет себя, как белки в лесопарке: осторожно, в несколько приемов приближается к лежащей на полу Игоревой ладони, потом хватает крошки из руки и стремительно скрывается под плинтусом.
Игорь зачем-то оставил урну с прахом Фила у себя, поставил в угол ванной, поближе к тому месту, где жила мышь, ему казалось, что это было единственное существо, относившееся к покойному с любовью.
Как бы то ни было, Игорь Васильевич угадал.
– В общем, так, – еле слышно сказал Сергей Сергеевич со своей трибунки, когда собрал всех в конференц-зале где-то за полчаса до окончания рабочего времени. – Нас опять осталось мало. В скором времени может остаться еще меньше, поэтому нет смысла скрывать, ради чего делаются все эти допросы и ради чего умирают люди и с нашей стороны, и со стороны гражданских.
Игорь порадовался не тому, что ему расскажут сейчас всю правду или, в крайнем случае, то, что попытаются выдать за правду, а тому, что его отделяло от указательного пальца Игоря Васильевича несколько рядов кресел.
– Однажды Игорь Васильевич допустил ошибку и рассказал все сотрудникам раньше времени, – продолжал тихим голосом Сергей Сергеевич. – Последствия были катастрофические. От отдела не осталось почти никого за несколько недель. С тех пор мы договорились сообщать о сути проекта, в котором вы участвуете, только в самых крайних случаях. Вот, собственно, этот случай. Из аналитиков остался один Саша, из оперативных работников только Игорь и…
Он зачем-то поискал глазами по залу и сказал, нащупав прищуривающимися близорукими глазами Игоря Васильевича:
– Тоже Игорь.
Сергей Сергеевич замолчал, собираясь с мыслями, Игорь подумал, что он слишком долго с ними собирается, если учитывать, что такая пустота в отделе образуется не первый раз.
– Каждый раз, когда говорю это, сам себе не верю, – сказал Сергей Сергеевич, – но Саша вот предполагал, во что складывается эта картинка, все эти похищения, допросы и убийства, и оказался отчасти прав, хотя сам, наверное, скорее, шутил, чем думал, что прав. Все это больше, конечно, похоже на безосновательную подозрительность, такую как в этих параноидальных фантастических стрелялках, но мы действительно как бы ловим пришельцев, то есть не совсем пришельцев – местных, но тех, у кого под шкурой обычного человека может прятаться неизвестно что.
Игоря почему-то не поразило это известие. Ему уже было настолько все равно, что если бы даже ему сказали, что они поставляют человеческое мясо к столу высокопоставленных людоедов, или борются с мировым заговором иллюминатов, или участвуют в реалити-шоу с настоящими убийствами, то это нисколько бы не поколебало его картину мира, в которой, как бы она ни была сложна, для него оставили место в дальнем ряду, где хотя и присутствовало реальное действие, все равно ниточки дергал кто-то другой. А вот на Молодого такая новость произвела впечатление, он зашевелился, скрипя креслом, давая этой подвижностью понять, что требует дальнейших объяснений. От Рината Иосифовича был виден только затылок, но его отношение к происходящему, скорее всего, было ближе к подходу Игоря, чем к Молодого.