Отдел

– Саша, это с высокой вероятностью будет прямоходящий примат, – внушительно возразил Сергей Сергеевич. – Он будет умный, да. Возможно, где-то гуманный по-своему. Он будет изобретательный, умелый, красивый по своим меркам красоты. Но добрым к людям он точно не будет, пока не загонит человека обратно в каменный век, пока не поставит везде свои собственные заборы и лаборатории, а вот потом, возможно, и подобреет.

– Ну и как оно? – спросил Игорь Васильевич уже на лестничной площадке, устав смотреть, как Игорь и Молодой молча высасывают по третьей сигарете. – Идиотизм правды потрясает?

– Да ни хера не потрясает, – ответил Молодой. – Это как, знаешь, на лекции по истории про репрессии слушать. Вроде, знаешь, миллионы людей ни за хуй собачий гоняли по стране, расстреливали, а ты этого все равно не видел, в это не попадал, поэтому слова о жертвах не сильно доходят, больше все равно не любишь не каких-то там палачей, а соседа сверху, который в два часа ночи музыку врубает. Стараюсь осмыслить и не могу. Что меняет осмысление? И так знал, что тут творится, какая разница под каким соусом?

– Правильно мы тебя на квартирники с собой не брали, – сказал Игорь Васильевич. – А Игоря, смотрю, процепило, он, вон, в одну точку уже минут семь пялится.

Они опять замолчали, Молодой пытался что-то добавить, начать новый разговор, прокашлялся, выдал что-то среднее между «а» и «э», но только махнул рукой.

Из задумчивости их вывел звук приближающихся шагов, в которых угадывалась спокойная поступь Рината Иосифовича. Курильщиков удивило, что он, вместо того чтобы шастать по котельной по каким-то своим делам, стал подниматься к ним, в пролет третьего этажа.

– Блин, – шепотом сказал Молодой, – если бы он так сделал, пока Фил был живой, я бы точно знал, кто виноват в его инфаркте.

– Я все слышу, – невыразительно заметил Ринат Иосифович.

Пришаркав к ним наверх, он зачем-то похлопал Игоря, который стоял к нему всего ближе, по плечу и сказал, поправив очки:

– Как-то тут слишком всякой правды навалилось на голову, и Михаил умер, может, нужно как-то помянуть?

– Да мы сами думали, но надо всем, а Сергеич против, – сказал Игорь Васильевич с высоты своего роста и высоты лестничной площадки.

– Нет, Сергей Сергеевич уже не против, – сказал Ринат Иосифович.

– Блин, Ренат, ты никак развязать себя решил и повод нашел? – почему-то восхитился Игорь Васильевич.

– Даже если и так, – сказал Ринат Иосифович с достоинством, – то что это меняет?

Молодого проинструктировали и отправили в магазин, он поартачился и сказал, что должен как-то вырасти в ранге, потому что стая сократилась; что, может, пора уже начать бросать жребий, кроме того, Игорь Васильевич может принести больше, хотя бы потому, что тупо здоровее.

– Не так уж нам много и надо, – заметил Игорь Васильевич на эту попытку Молодого соскочить.

Молодой ушел, а Ринат Иосифович поднялся на его место и закурил, потом, скорее всего по незнанию, уселся на обычное место Фила и сказал под нос, что в ногах правды нет. С уходом Молодого, который обычно уравновешивал нарочитую серьезность Рината Иосифовича, образовалась тягостная пауза, причем такая, что Игорю захотелось уйти и запереться в своем кабинете, а выйти только тогда, когда появится спиртное.

– Я сказать хочу, – нарушил тишину Ринат Иосифович, – я, наверно, очень виноват перед Михаилом сейчас и перед вами. Но вот вы все горюете, а я и горюю, и злорадствую, и ничего с собой поделать не могу. Все-таки с вашими женами Миша не спал, а с моей спал. Я умом понимаю, что он молодой умер, что нужно жалеть, а сердцем не могу понять, почему вы его приняли вот такого и горюете сейчас, а я вроде и к мальчикам не пристаю, и с женами вашими не сплю, а все равно чужой. Как так?

Ринат Иосифович слегка покачнулся на подоконнике, и Игорь вдруг увидел, что он пьян, причем не просто пьян, а уже совершенно вдрызг. Это было тем более удивительно, что со времени, как закончилось собрание в конференцзале, прошло не более получаса.

– Да не чужой ты, – неуверенно сказал Игорь Васильевич. – С чего ты взял, что ты чужой? Ты же сам не выходишь, а все у себя сидишь и строишь из себя девочку.

– А почему вы тогда замолкаете, когда я мимо прохожу? – спросил Ринат Иосифович. – А? Почему кучкуетесь всегда в сторонке? Почему курить не зовете?

– Да кто тебя не зовет-то? – удивился Игорь Васильевич. – Ты же сам перестал ходить после того случая на даче. Подумаешь, жена уши надрала. Так твоя жена всем там уши надрала. Что теперь, бычить на всех? Твоя ведь жена, не чья-то чужая.

– Как-то после сегодняшних откровений мне слово «чужой» не нравится, – признался Ринат Иосифович. – Давайте его избегать, хотя бы до завтра.

– Давай, – усмехнулся Игорь Васильевич, – твоя ведь жена. Это мы на тебя должны обижаться, а не ты на нас. То, что тебе пить нельзя, тоже ведь не мы виноваты.

– А кто сказал, что нельзя? – спросил Ринат Иосифович. – Я вот уже выпил и прекрасно себя чувствую. Не стал дожидаться, пока вы пригласите, а сам успел, потому что вас все равно не дождешься.