Отделённые (СИ)

«Вот так неожиданность», — подумал Обирон, вонзая лезвие косы в левый глаз фаэрона. В клубах красного пара тот рухнул обратно в гроб, и варгард на короткий миг ощутил извращённое удовлетворение от того, как легко поверг неприятеля. Он никогда раньше не убивал фаэронов, и, хотя ему нравилось это новое чувство, он решил, что лучше не зацикливаться на нём, а то вдруг у него разовьётся вкус к цареубийству. Затем он заметил, что Зандрех аплодирует.

— Очень прагматично, Обирон. Неуважение, заслуживающее казни, по крайней мере на бумаге, но ведь никто и никогда не доложит об этом Повелителю Бурь, да? А теперь, раз ты освободился, давай спускаться к центру. Или взбираться. В общем ты понял.

Достигнув вершины зиккурата, они вошли в зону заряженного электричеством тумана, который вихрился у машины криптека. Как только начали проступать её очертания, Обирон сразу же узнал скопление процессорных ядер в форме гробов, в которых обитал автономный дух. Его мыслительные функции до определённой степени распределялись между всей массой Отделённых, однако его намеренно привязали к физическим носителям. Это явилось следствием опыта взаимодействия с К'тан, благодаря которому некронтир весьма хорошо усвоили важность удержания богов на коротком поводке.

Ядра процессоров были извлечены из исходных блоков и вмонтированы в огромную паутину светящихся кабелей, где от них отходили толстые пучки труб, обвивающиеся вокруг пилонов, что образовывали надстройку агрегата, и сходящиеся в самом её сердце. Проследовав их извилистым путём, Обирон направил взгляд в пустоту в центре машины, и оттуда на него посмотрело нечто ужасное.

Подвешенное в колыбели из искрящих скоб, с выгнутой в агонии спиной и скрюченными в судорогах руками, оно походило на некронтир. Более того, единственный сверкающий глаз выдавал в нём архитектора машины — того самого учёного, что извратил свой коронный мир до чудовищного состояния. Тело существа казалось нематериальным, и даже попытка сконцентрироваться на нём причиняла боль: его словно поймали в ловушку в момент телепортации, и вдобавок его окружал ореол не то слепящего света, не то пульсирующей тьмы. Исходящее от криптека излучение могло превратить любое живое существо в кашицу из разрушенных клеток. К тому же от самой установки струился обжигающий жар.

Стоящие на вершине Зандрех и Обирон вперились в это создание.

— Ничего себе, — с ужасом прошептал Зандрех, а после добавил ругательство столь грубое и неприличное, что это шокировало Обирона. Он и понятия не имел, что его хозяин знает такие слова.

— Что здесь произошло? — вымолвил Обирон, когда по его загривку пробежала фантомная дрожь.

— Очевидно, какую бы магию ни собиралось применить это существо, оно заплатило… ужасную цену, — сказал Зандрех, и Обирон пробормотал что–то в знак согласия. Он даже представить не мог, какую тёмную сделку заключил криптек, вмешиваясь в основы мироздания. Неужели, чтобы стереть разум каждого жителя Доахта, требовалось подобное самосожжение? Или же это было самопожертвование — принятие кошмарной судьбы с целью освободить целый мир от оков биопереноса? Возможно, и то и другое.

Его размышления прервал немесор, за что варгард был крайне ему благодарен.

— Мой преданный слуга Обирон. Как ты всегда оставлял за мной право принимать решения за нас обоих, так и сейчас слушайся меня, и поверь, не стоит вообще задумываться об этой штуке. Что бы это ни было, его… не должно существовать. Оно как–то связано с оживлением упырей этого мира. Уничтожим его, и оборона Доахта рухнет — по крайней мере, на достаточно долгое время, чтобы мы успели вернуться на орбиту и разнести это проклятое место на атомы. Тогда мы наконец сможем перейти от этой скверной интерлюдии к давно назревшей беседе с нашим добрым другом Сетехом.

— А чего ждать? — раздался позади них томный голос. Обирон обернулся и увидел бледного немесора, небрежно прислонившегося к разбитой статуе фаэрона Доахта на краю вершины. Сепы и Саты поблизости не наблюдалось, но варгард хорошо знал, что Сетех не заявился бы один. Так или иначе гончие представляли гораздо меньшую опасность, чем змеиный язык Сетеха, и Обирон не собирался позволять этому ублюдку сказать ещё хоть слово и потому ринулся вперёд. Учитывая обстоятельства, возможно, сегодня можно было пойти на ещё одно цареубийство.

Варгард преодолел около пяти кубитов, прежде чем Сетех поднял ладонь и повалил его на спину, выпустив ту же ударную волну, какую обрушил на мосту. Заряд, казалось, сильнее потряс разум, нежели тело, и пока Обирон пытался подняться, ему ничего не оставалось, кроме как слушать, как Сетех неторопливо продолжает:

— Как я уже говорил, Обирон, нет причин не выложить всё начистоту раньше, чем позже. Впрочем, у тебя ещё есть время избежать страшной ошибки.

— Я допустил ошибку, лишь когда выслушал тебя, — отрезал Обирон, не в состоянии подняться из–за наполовину отнявшихся конечностей.