Я сосредоточился на указанной им точке, но там ничего не было. Однако в какое-то мгновение я заметил мошку[6]
, которая кружилась перед глазами. Она села на циновку. Я следил за ней. Мошка подползла настолько близко, что в глазах все поплыло. Затем, совершенно неожиданно, я почувствовал, что стою на ногах. Ощущение было странное, оно сбило меня с толку, но времени на объяснения не было. Казалось, что я стою и смотрю перед собой, и глаза находятся на обычной высоте, но то, что я увидел, потрясло меня до последней частички моего существа. Передать другими словами силу эмоциональной встряски, пережитую в тот момент, пожалуй, невозможно. Прямо передо мной, совсем близко, находилось гигантское животное чудовищного вида. Это был настоящий живой совершенно жуткий монстр. Никогда, даже в самых диких вымыслах наиболее изощренной фантастики, я не встречал ничего подобного. Я смотрел на это чудовище с неописуемым замешательством и недоумением.Первое, что бросилось мне в глаза, были его размеры. Ростом эта штука должна была быть никак не меньше тридцати метров. По крайней мере, так мне показалось. Стояло оно вроде бы прямо, но точно сказать, как именно, я не могу. Потом я заметил крылья — два коротких широких крыла. В этот миг я осознал, что пытаюсь изучать его как обыкновенное зрелище, то есть — смотреть на него. Однако по-настоящему смотреть так, как я привык это делать, я не мог. Я не столько смотрел на животное, сколько замечал все новые детали по мере того, как картинка прояснялась с добавлением каждой новой подробности. Тело существа было покрыто пучками черных волос, с его длинного рыла все время что-то сочилось и капало. Круглые выпуклые глаза были похожи на два огромных белесых шара. Потом животное начало размахивать крыльями. Но это не походило на взмахи птичьих крыльев, скорее напоминало вибрирующую дрожь. Существо начало кружиться передо мной. Однако оно не летало в полном смысле слова, а как бы скользило, почти касаясь земли, двигаясь с поразительной скоростью и проворством. Я даже обнаружил, что увлекся созерцанием этой картины. Все движения чудовища имели совершенно жуткий вид, но их быстрота и легкость не могли не восхищать.
Вибрируя крыльями и брызгая во все стороны выделениями со своего рыла, существо сделало два круга. Потом оно развернулось и улетело прочь, исчезнув вдали. Мне оставалось лишь сосредоточенно смотреть в направлении, куда оно скрылось. У меня было совершенно особое чувство невозможности связно организовать свои мысли. Двигаться я не мог. Было такое впечатление, что меня приклеили к месту.
Потом вдалеке показалось облачко, и через мгновение зверь снова на полной скорости кружился передо мной. Его крылья проносились все ближе и ближе, почти перед самыми глазами, пока, наконец, не задели меня. Я не знаю, какая часть моего существа находилась в том пространстве, где кружилось чудовище, но как бы там ни было, его крылья действительно ударили меня. Боль пронизала меня всего. Она была едва ли не самой жестокой в моей жизни, и я, изо всех сил, дико заорал.
После какого-то провала я осознал, что сижу, а дон Хуан растирает мне лоб. Листьями он растер мне руки и ноги, а потом оттащил к оросительной канаве, которая была у него за домом. Там он раздел меня и с головой окунул в воду. Потом вытащил и вновь окунул, затем — еще раз, еще и еще…
В то время как я лежал в оросительной канаве, дон Хуан, время от времени, доставал из воды мою левую стопу и слегка похлопывал по ее подошве. Через некоторое время я ощутил щекотку. Заметив это, он сказал, что со мной все в порядке. Одевшись, я вернулся в дом и сел на свою циновку. Я хотел что-то сказать, но обнаружил, что не могу сосредоточиться на словах, хотя мысли были ясными и четкими. Меня поразило, насколько глубокая концентрация внимания требуется, чтобы говорить. Оказалось, что сказать что-то мне удается только в том случае, когда я перестаю смотреть на окружающие предметы. Я чувствовал, что застрял на очень глубоком уровне, и что, если я хочу говорить, то должен всплыть на поверхность, подобно ныряльщику. Мне нужно было подняться наверх, как бы вытягивая себя оттуда при помощи слов. Дважды мне удавалось добраться до того, чтобы прочистить глотку совершенно обычным способом. В эти моменты, пожалуй, я мог бы что-нибудь из себя выдавить, но по какой-то причине я молчал, предпочитая оставаться на странном уровне молчания, где была возможность только созерцать. Ощущение, что я начинаю схватывать то, что дон Хуан называет видением, возникло во мне и делало меня счастливым.
Дон Хуан дал мне супа и кукурузных лепешек и велел есть. Это мне без труда удалось, не утрачивая того, что я принимал за способность