Отдельная реальность: Дальнейшие беседы с доном Хуаном

Он снял шляпу и почесал виски. Он пристально посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ты любишь все, выраженное в словах, не так ли?

— Так работает мое сознание.

— Оно не должно так работать.

— Я не знаю, как измениться. Вот почему я прошу тебя рассказать мне, что именно я должен делать, чтобы жить как воин. А я попытаюсь к этому приспособиться.

Почему-то мое заявление показалось ему забавным, и он долго хохотал, хлопая меня по спине.

У меня было чувство, что он с минуту на минуту собирается отправить меня домой, поэтому я быстро уселся напротив него на свою циновку и стал задавать вопросы. Меня интересовало, почему мне следует выжидать.

Он объяснил, что если я попытаюсь видеть, не «залечив» предварительно «раны», полученные в битве со стражем, то могу опять столкнуться с этим монстром, даже если не буду искать встречи с ним. Дон Хуан заверил меня, что выжить в такой ситуации не способен никто.

— Ты должен полностью забыть стража, и только после этого пытаться видеть снова.

— Забыть стража?! Да разве такое можно забыть?

— Для того, чтобы забыть, воин использует волю и терпение. В действительности это все, что у него есть. При помощи воли и терпения воин добивается всего, чего хочет.

— Но я же — не воин.

— Ты встал на путь магии. У тебя нет больше времени ни на отступление, ни на сожаления. Время есть лишь на то, чтобы жить, как подобает воину, вырабатывая терпение и волю. Нравится тебе это или нет.

— Как воин их вырабатывает?

Прежде, чем ответить, дон Хуан долго думал. В конце концов он произнес:

— Мне кажется, об этом невозможно рассказать. Особенно о воле, потому что воля — это нечто очень специфическое. Проявления ее таинственны. Нет никакой возможности объяснить, как ее использовать, можно только увидеть результаты. Они ошеломляют. Наверное, прежде всего нужно осознать, что волю можно развить. Воин знает об этом и терпеливо ждет ее. Ты не отдаешь себе отчета в том, что твое ожидание — ожидание воли. И это твоя ошибка.

Мой бенефактор говорил мне, что воин знает, что он ждет, и знает чего ждет. Ты знаешь, что ждешь. Но хотя ты здесь со мной уже несколько лет, ты не знаешь, чего именно ждешь.

Среднему, обычному человеку очень трудно, практически невозможно знать, чего он ждет. Для воина, однако, такой проблемы не существует. Он знает, что его ожидание — это ожидание воли.

— Ты можешь мне четко сказать, что такое воля? Это что — устремление, вроде мечты Лусио заполучить мотоцикл?

— Нет, — мягко произнес дон Хуан и усмехнулся. — Это — не воля. Лусио просто индульгирует[9]. Воля — это другое. Воля — это нечто предельно чистое, мощное, что может направлять наши действия. Воля — это то, что, к примеру, позволяет человеку победить в битве, будучи обреченным на поражение.

— Тогда, может быть, воля — это то, что мы называем мужеством?

— Нет, мужество — это другое. Мужественные люди зависимы. Они благородны, из года в год окружены толпой людей, которые превозносят их и восхищаются ими. Но волей из мужественных людей не обладает почти никто. Они бесстрашны, способны на действия очень смелые, однако обычные, не выходящие за рамки здравого смысла. Большинство мужественных людей внушают страх, их боятся. Но проявления воли относятся к поразительным поступкам, бросающим вызов здравому смыслу.

— Воля — это контроль над собой, который мы можем обрести?

— Можно сказать, что это один из видов контроля.

— Как ты думаешь, я могу тренировать волю, например, отказываясь от чего-то?

— Например, от того, чтобы задавать вопросы, — съязвил дон Хуан.

Тон его при этом был настолько въедлив, что я даже перестал писать и поднял на него глаза. Мы оба рассмеялись.

— Нет. Отказывая себе в чем-либо, человек индульгирует. Я не советую делать ничего подобного. Поэтому и позволяю тебе спрашивать — все, что ты пожелаешь. Если бы я потребовал от тебя прекратить задавать вопросы, ты мог бы покоробить свою волю, пытаясь выполнить мое требование. Индульгирование в отказе от чего-либо — наихудшее из всех. Оно заставляет нас верить, что мы делаем нечто значительное, когда, на деле, мы лишь фиксированы внутри самих себя. Перестать задавать вопросы — это не та воля, о которой я говорю. Воля — это сила, и как таковая она требует контроля и настройки, на что требуется время. Мне это известно, поэтому в отношении тебя я терпелив. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я был не менее импульсивен, чем ты. Тем не менее, я изменился. Наша воля работает вопреки нашему индульгированию. Твоя, например, уже начинает приоткрывать просвет.

— О каком просвете ты говоришь?

— У нас есть просвет, как родничок на голове младенца. Только родничок со временем закрывается, а этот просвет — наоборот, по мере того, как у человека развивается воля, становится все больше.

— Где он находится?

— Там, откуда исходят светящиеся волокна, — сказал он, показывая на мою брюшную полость.

— Для чего он? На что похож?

— Это отверстие. Оно дает воле пространство для того, чтобы подобно стреле, выстреливать наружу.

— Воля это материальный предмет, или нечто похожее на материальный предмет?