Отдельное требование

— Тоська-то? Ходила она у меня в подружках, ходила, скрывать не стану. Да и как от нее отвяжешься — очень уж подольститься умеет! То услужит чем-нибудь, то в свою компанию зазовет, то девку притащит — знает, я маленьких люблю. Только теперь я ее — во как поняла! Вернется — на порог не пущу... Сколько ей дадут-то?

— Это суд решит.

— Пусть дают, не жалко. Я все, бывало, ей верила. Придет, плачет: «Ох, горе мое! Я его люблю, а он меня покинул. Ох, дочка без отца вырастет!» А потом эту самую дочку да в чужие руки.

— Какие ж чужие? Сестра.

— Все равно. Разве можно? Сбагрила — и пошел у нее дым коромыслом, каждый день мужики. Только того и ждала, чтоб отделаться... Главное, обидно: сама ведь я ее снарядила! Пальто она мое выпросила новое, с кожаным кантиком. Только разочек, мол, к сестре съездить. Праздник был — Восьмое марта, так она форс захотела показать! «И одеяльца, — говорит, — нет ли какого, чтобы девку завернуть покрасивше?» А у меня осталось от своих, берегла его — шелковое, зелененькое. Холода еще стояли. «Заморозит, — думаю, — девку в своем байковом». Вот и отдала. Своими руками, дура!.. День не несет назад, два не несет. Я к ней. Гляжу, а в комнате у ней ни кроватки, ни игрушек. «Погостить, — говорит, — оставила». А сама даже в лице переменилась — видно, что врет... С тех пор и пошло у нас врозь. Пальто теперь не вернуть, я знаю. Хоть бы одеяльце с Тоськиной сестры стребовать. Вы запишите обязательно: ватное, шелком крытое, зелененькое. Адрес? Адреса вот не помню. Работает она на Пятой швейной фабрике, зовут будто Веркой. Вера Ивановна, значит...

Один глаз у начальника отдела кадров был прикрыт черной пиратской повязкой, другой сладко, туманно жмурился.

— Нет у нас больше Антипиной Веры Ивановны, — вздохнул он. — Опоздали, молодой человек. Полгода, как замуж вышла. Есть теперь Куравлева Вера Ивановна. Не устраивает?

«Никак за поклонника принял? Благодарю покорно!»

— Устраивает, — сказал Стрепетов и положил на стол свое удостоверение.

Начальничье око протрезвело.

— Вон что... Присаживайтесь.. Вон оно что... Сейчас вызову.

Куравлева явилась минут через пятнадцать.

«Ясно, почему ты облизывался, старый пират! Не разделяю твоих восторгов, но понять могу».

Куравлева вошла плавно, медленно протянула мягкую руку, села — нога на ногу. В ней было что-то вкрадчивое и вместе с тем беззастенчивое.

— Давайте познакомимся. Моя фамилия Стрепетов. Я веду дело вашей сестры. Нам надо побеседовать.

Лицо Куравлевой пошло красными пятнами, и теперь она уже будто забыла, что ее назначение — пленять.

— Какое еще «дело»?

— Разве не знаете?

— Не-е-е-т. Да вы не тяните! Что за «дело», что с Тосей?

— Ваша сестра арестована.

— Ар... За что?

Стрепетов, немало удивленный такой неосведомленностью в судьбе родной сестры, объяснил.

— Достукалась, дурища! — всплеснула руками Куравлева. — До чего докатилась, а? И всю жизнь она такая — себе портит и другим. Никогда с ней добром не кончалось, никогда! — Ее вдруг «понесло»: — Думаете, Тоська ради одной корысти чужое хапала? Нет, злобы в ней много. Как увидит, кто хорошо живет или характером веселый, так ее словно бес разжигает. Так сначала подластится к человеку, так обойдет его... А потом, чуть что не по ней, взбесится, как кошка, и обязательно подлость сделает!

«Бывшая подружка Антипиной говорила нечто похожее. Но насколько в родной сестре больше враждебности!»

— Она и с родственниками поступала так же?

Куравлева уловила скрытый смысл вопроса.

— Между нами никаких счетов нет. И делить нам нечего! Тося — сама по себе, я — сама по себе.

«Тут ты чего-то недоговариваешь. Но пора о главном».

— Девочка по-прежнему живет у вас? Я имею в виду дочку Антонины Ивановны.

Куравлева подняла ладони к щекам и блестящими суженными глазками уставилась на Стрепетова.

— Не понимаю... При чем тут девочка?

— Несколько месяцев назад Антипина оставила у вас ребенка. Я спрашиваю, по-прежнему ли он находится у вас?

— Оставила у меня? У меня?! Да как ее бесстыжий язык повернулся! — В голосе Куравлевой звенели злые слезы. — Змея проклятая!

— Я повторяю свой вопрос и предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний. Приезжала ли к вам восьмого марта сего года ваша сестра Антипина Антонина Ивановна и привозила ли свою дочь?

— Не верите? — От удивления Куравлева даже немного успокоилась. — Не-ет, уж кому-кому, а мне бы она ее не повезла.

— Почему так?

Казалось, разговор о ребенке поднял в Куравлевой какую-то очень личную обиду, причин которой она не хотела выдавать.

— Не повезла бы — и все... А сама Тоська заходила на Восьмое марта, верно. Поздравила. — Куравлева покривилась.

— Значит, одна... Как она была одета?

— Помню только, пальто новое показывала. Модное, с кожей. Корове седло! — Она повела презрительно плечами и стала прежней Куравлевой — сдобной красавицей, уверенной в своем превосходстве над другими женщинами и над невзрачной Тоськой в особенности.

«Из дома ушла с ребенком, вернулась одна. Все думают, что он у сестры, — у сестры его нет. Это еще что за штука!»

— Есть у Антипиной родственники или близкие друзья в Москве?