Отечественная война 1812 года глазами современников

Гродненский комендант полковник Клиновский, в воздаяние усердия Ф…… подарил ему коня, на котором он ускакал из плена. На вырученные за эту лошадь деньги услужливые жидки как раз щегольски его обмундировали, и Ф…… впредь до получения дальнейших наград, в комендантской канцелярии стал упражняться перепиской бумаг…

Русский инвалид. 1845. № 71. 30 марта. С. 281–283;

№ 76. 5 апреля. С. 301–302.

И. Г. Кулжинский Из «Воспоминаний старинного черниговского семинариста»

Свежо предание, а верится с трудом…

А. С. Грибоедов[155]

…Страшная комета на небе и 1812 год, с их последствиями, очень памятны и для нас, маленьких людей, бывших тогда черниговскими семинаристами. Комета была огромная и такая яркая, что в безлунные ночи почти заменяла свет полной луны. Ни об чем другом не говорили, кроме кометы, и в нашу низменную ученическую среду долетали страшные слухи, будто комета предвещала преставление света и Страшный суд; даже было предназначено говорунами какое-то число июля месяца, в которое ночью должно было произойти это ужасное событие.

Против этого числа июля покойный мой отец вез меня из Чернигова домой на вакационное время, и мы ночевали в дороге. Целую половину ночи я дрожал и плакал, боясь наступления страшного часа, наконец изнемог и заснул. А поутру, проснувшись и увидевши, что в Божием мире все стоит спокойно, как прежде стояло, чрезвычайно обрадовался и перестал бояться предсказания.

Вместо ожиданного преставления света начали смущать нас всех, и больших и малых, родителей и детей, слухи о Наполеоне, который с полчищами всей Европы шел разорять Россию. Все сердца кипели ненавистью к грозному завоевателю, и все, не обинуясь, называли его антихристом. Разумеется, мы, дети, не читали тогда газет, но с жадностью ловили слухи от старших о том, что делалось в России; и когда узнали о сожжении Москвы, то воспылали яростью против Наполеона.

Родители наши после нашего вакационного времени должны были бы доставить нас в семинарию к сентябрю месяцу, но повезли нас туда только в октябре, — и что же мы увидели по приезде в Чернигов?.. Все семинарские здания, в том числе и наши классы, были заняты лазаретом! Беспрестанно подвозили новых раненых и калек; а как вскоре за тем преждевременно начались морозы и Наполеон, бежавши из Москвы, растерял по дороге все свое войско, то начали приводить и в Чернигов большие партии пленных воинов Наполеоновых. Чтобы защититься от мороза, пленные надевали на себя, что ни попалось под руку: иной поверх своего мундира был одет в диаконский стихарь, а на голове у него была дамская шляпка; другой имел на своих плечах юбку, ноги закутывал в рукава, оторванные от шубы, а на голову надевал какой-нибудь мешок… Уже и нам, бедным семинаристам, иной раз не смешно было, но жалко смотреть на этих несчастных, костеневших от холода.

По случаю занятия семинарских зданий военным лазаретом классы наши были размешены в разных домах по целому городу. Грамматический класс (грамматика и синтаксима) был на зиму помещен в деревянном доме Духовной консистории около кафедрального собора, а по весне переведен в Елецкий монастырь. Несколько дней, пока для нашего класса приготовлялось помещение в каких-то сенях между кельями, мы слушали наши лекции на открытом воздухе в палисаднике пред монашескими кельями, под тенью дере<вье>в.

Тогда же мы узнали, что в Елецкий монастырь был привезен под стражею какой-то архиерей и будет расстрижен за измену царю. Это был несчастный Варлаам (Шишацкий), архиерей Могилевский, который во время занятия белорусских губерний Наполеоном сам поминал и предписал — говорили — по своей епархии поминать на служении имя Наполеона вместо Александра Павловича… Святейший Синод осудил его за это к извержению из сана, или, как говорилось тогда: к рас<с>трижению. И исполнение этого приговора было возложено на тогдашнего черниговского архиепископа Михаила (Десницкого), бывшего, в последствии времени, митрополитом Санкт-Петербургским. Не знаю, правда ли, но тогда говорили, что этот Варлаам был когда-то учителем Михаила в Троицко-Сергиевской семинарии. Ежели это справедливо, то… для обоих их тогда предстояло страшное назначение.

Летом, когда мы после обеда, в ожидании классического звонка, гуляли на монастырском дворе, иногда и Варлаам выходил из своей кельи на двор, сближался с нами, детьми, и заговаривал с нами, но мы боялись его и дичились.

Наконец оповещено было, что 29 июня (1813), в праздник святых апостолов Петра и Павла, будет рас<с>трижение… Это плачевное действие было совершено в кафедральном Спасо-Преображенском храме, пред литургией. Приехали вместе оба архиерея, Михаил и Варлаам; оба были встречены со славою и облачены были оба на амвоне среди церкви также со славою.