Отечественная война 1812 года глазами современников

Здесь, после спокойного размышления о тревожном пути своем, яснее солнца поняли мы, что над нами видимо бодрствует покровительство Божие. Милующее нас благое Провидение послало нам в спутники казаков, без которых мы не успели бы так скоро проехать опасные места и, запутавшись по незнакомым проселочным дорогам, верно, попались бы в руки французов. Ангел Господень, ополчася, охранял нас от самого выезда из дому и вел, по-видимому, только опасным, а в собственном смысле, надежнейшим путем: его мановением мы скрыты были в лесу от глаз неприятеля; его запрещением соглядатаи и шпионы не поспели указать на нас врагам, и встретившиеся с нами вооруженные французские солдаты до нас не дотронулись. Лошади наши, запряженные в тяжелые экипажи, успели за казаками пробежать по опасным дорогам около 60 верст, нисколько не истощившись в своих силах; во всю дорогу не только ничего у нас не попортилось, но даже ни один винтик не выпал из наших экипажей: не чудесно ли все это? <…>

Помещика села Станьково застали мы дома. Александр Дмитриевич Лесли, хотя не коротко с нами знакомый, принял нас со всем радушием и дружелюбным участием к нашему положению. При общей беде люди знакомятся скоро и сближаются сердцами искренно; эгоизму нет там места, где при сочувствии к ближнему забываются личные интересы.

Видимое спокойствие доброго хозяина нас очень удивило; оказалось, что он ничего не знал о занятии неприятелем Рославльской дороги и не далее, как вчера, отправил в Смоленск людей с вещами, необходимыми для двух его братьев, вступивших в Смоленское ополчение. Перекинувшись с нами общими, в то время для всех русских, и в особенности смолян, занимавшими вопросами и ответами, добрый хозяин наш озаботился угостить нас обедом и накормить усталых лошадей наших и казачьих.

Вскоре после обеда явился один из посланных им в Смоленск и передал своему барину, что товарищи, вместе с ним отправленные в Смоленск, захвачены неприятелем со всем багажом; а сам он едва успел спастись от плена, скрывшись от них в кустах; и все это случилось в 18 верстах от Станьково.

Между тем по Ельнинской дороге беспрестанно шли и ехали смоленские жители, скакали казаки и тянулись обозы с разным имуществом, удаляясь за Рославль из мест, занятых неприятелем. Такие неутешительные новости не позволяли нам долее оставаться у гостеприимного хозяина, несмотря <на то>, что необходимым был более продолжительный для наших лошадей отдых.

Итак, мы простились с господином Лесли, оставив у него спутников наших — казаков, заслуживших искреннюю нашу благодарность и память о них. Повернули на Дорогобужскую дорогу, хватились бывшего с нами крестьянина, но он из Станьково не за благо рассудил далее следовать за нами и отправился домой; а как он был взят для подвоза овса, то с его бегством лошади мои лишились заслуженного корма.

Отъехав от Станьково 15 верст, мы остановились в одном селении, где после двухдневной тревоги в первый раз могли спокойно уснуть и подкрепить себя пищею. Смоленск отсюда по прямой линии находился в 40 верстах; и с той стороны во всю ночь слышна была пушечная пальба.

5 августа, без всякой уже торопливости и с покойным духом, продолжали мы наше путешествие на села Холм, господина Каховского, и Дубосище, господина Рыдванского; а 6 августа, в день Преображения Господня, приехали в Дорогобуж и были там у обедни. В этом городе встретил я многих моих знакомых, из числа которых красненский предводитель <дворянства> Корбутовский и Александр Васильевич Вонлярлярский с братом своим Петром Васильевичем согласились ехать вместе со мною на город Белый.

Дорогобуж, по огромному стечению в нем людей разного звания, представлялся мне волнующим морем. Все ждали чего-то чрезвычайного и имели озабоченный вид. При нас разнесся здесь утешительный слух, что к вечеру придет в Дорогобуж авангард князя Багратиона. Соседи мои, Плескачевский и Бугайский, участвовавшие со мною во всех опасностях, уехали по своему назначению; а я с новыми моими спутниками отправился из шумного города по Бельской дороге.

В пяти верстах от Дорогобужа, в одном селении, где были собраны ратники в числе 500 человек, мы должны были явиться к их начальнику и просить пропуска. Затем, на ночь, приехали мы к П. А. Цызыреву. Этот почтенный и образованный дворянин не успел выехать из своего дома, вскоре после нашего у него пребывания был захвачен врасплох мародерами, причем последние принуждали Цызырева кричать: «Виват, Наполеон!» Но когда Цызырев, не слушая их, громко вскликнул: «Да здравствует Александр Первый!» — то озлобленная толпа врагов, едва не убив, изуродовала его до такой степени, что и по выздоровлении знаки истязания остались у него на теле.