Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры

– И вот ты мечешься то туда, то сюда по фронтам осчастливливания человечества. Ты нигде не успеваешь, тебе не хватает денег и прочих нужных вещей, все валится из рук, бардак и хаос сжирают твои достижения, прежде чем ты успеваешь их закрепить. Ты не можешь работать и не можешь отдыхать, ты ведь считаешь, что твое великое дело не простит тебе отлучки. Жена бежит от тебя, как от разверстой помойки. В твоей голове от отчаяния постоянно стучит: «Да пропади оно пропадом», и ты с шизофреническим ужасом ощущаешь, что твои мысли становятся бесами, которые разрушают все, что осталось от твоего дела. Вдобавок рушится твоя страна, о которой ты просто забыл, ты не помнил о ней, когда она нуждалась в твоей помощи. Страна, которая дала тебе язык, мысль и жизнь...

– Ты про какую страну, господин Грамматиков? – В глазах у Нины появился стальной амрашевский блеск, характерный при реакции на идеологическую крамолу. Жалеть о той стране, в которой я вырос, не принято среди амрашей и брутов. Может, она все же нормальный зомби? Промытая микотоксинами амигдала, цифровой код в мемоцитовых бляшках, аналоговый код в неокортексе и гиппокампе, плюс некоторый макияж из стандартной молодежной вольности поверх основных психопрограмм – чтобы поведение выглядело натуральным.

– Да не важно какой, я фигурально.

– Ага, понятно, ты о Нигерии... Но у тебя же все сладилось и покрылось шоколадом, ты победил свой хаос.

– Да, у меня лично все замечательно, но кто-то лижет чужие задницы с утра до вечера, чтобы заработать на полкило синтетической колбасы для своих ребятишек, кого-то тащат на живодерню в Элизиум, а он мычит, упирается... Да, мы – богатенькие, крутые, с хорошим IQ, мы знаем всему цену, у нас куча дорогих вещей, но мы не нужны миру. Да, мы воздвигли лестницу в небо, но сами остались карликами. Все наши мысли и чувства, все наше сознание – просто тонкая-претонкая пленочка между тем Богом, что снаружи, и тем Богом, что внутри. И тем не менее мы возомнили себя расой хозяев, которая пытается ощупать жирными пальцами все высоты и глубины, а затем поиметь их или продать.

Остановись, говорил я себе, ты вполне, может быть, разговариваешь с амрашкой, которая есть пакет программ, но даже затормозить себя не мог. Меня ведь никто не слушал последние пять лет...

– Но мы же сами создали такие чудесные вещи и мы справедливо гордимся этим.

– Мы их не создали, Нинуля, мы их просто собрали по тем инструкциям, которые прилагаются к каждому атому. И мы этими вещами пока владеем. Но чудесные вещи, состоящие из умных молекул и программируемых квантовых точек, уже не нуждаются в нас, в ладно скроенных джентльменах, в хозяевах и героях. Вещи давно уже живут и развиваются сами по себе, пользуясь общим резервуаром кода. В них больше Бога, чем в нас. Вещам не нужен кайф, у них нет самомнения, гордыни, поэтому они развиваются в отличие от нас. Они в любой момент могут оторваться от нас и пойти своим путем, потому что видят свет лучше, чем мы.

– Ты про техносингулярность? – спросила Нина, и я увидел в ее глазах внимательного и вдумчивого наблюдателя. – На левых сайтах ходит информашка, что первая ее волна уже прошла и существуют полностью самостоятельные, однако скрытые на наноуровне технические системы, о которых мы даже не подозреваем. Кое-где я видела названия «техножизнь» и «технозоиды». Эти самые технозоиды – то ли маленькие, вроде бактерий и вирусов, то ли большие, настоящие сверхорганизмы, которые распределены по всей материи и способны подстраивать реальность под себя. Даже Огастес Октавио со своим Technolife Act как бы приглашает интеллектуальную техножизнь выйти из подполья. Только я в нее не верю. Она, может, и существует, как существует, к примеру, звезда Бетельгейзе – только нам незачем общаться. У нас нет общего языка, общих тем и чувств.

– А в меня веришь, Нина?

Макарова-Нильсен явно растерялась. Я понял, что активно пользуюсь кредитом доверия, если точнее, кредитом власти, которым располагает каждый большой упырь типа миллиардера. А без него я не смог бы ни уговорить, ни заинтересовать ее. Она постучала бы пальцем по моей голове и свалила бы навсегда.

– В тебя? Но ты же не техносингулярность... ты лучше.

– Наверное, мне уже надо помолчать, ведь я плохой собеседник для светской барышни. Хотя, может, ты когда-нибудь вспомнишь наш треп. Возможно, ты будешь разочарована подарками цивилизации, тогда вот и соприкоснутся внешняя и внутренняя бесконечности, и тонкая прослойка неведения в момент испарится, будто ее и не было. Бесконечность плюс бесконечность равняется сама понимаешь чему. И тогда общайся с жизнью сколько хочешь, с технической и естественной, твори вместе с ней, летай, ныряй с ней. И никакой Октавио со своими актами тебе не понадобится.

– Пошли ко мне, посидим, – шепнула Нина, давая мне возможность закрыть по-быстрому дверку, из которой лезли мои инфантильные мечты, никак не соответствующие статусу хозяина больших-пребольших капиталов.

У нее, в каюте-люкс, техночудес было больше, чем во всех трущобах от Загородного проспекта до Лиговки.