Под Сталинградом взяты в плен фельдмаршал Паулюс — командующий немецкой 6-й армией, 16 генералов и остатки войск союзников.
В Подвангене вот-вот на свет появится дитя. Если ты поторопишься, то будешь ребенком, родившимся в сорочке. Тысячу километров западнее, в Гамбурге, вновь полыхал пожар, две тысячи километров восточнее заканчивалась Сталинградская эпопея.
Как только забрезжило утро, у Подвангенского озера приземлилась стая ворон и своим карканьем разбудила деревню. Уходящий серп луны высветился на горизонте с восточной стороны и пролил на землю свой скудный луч, восход солнца намечался в половине девятого.
Матушка Берта, которая давно уже готовилась к этому, встала раньше обычного. В утренних сумерках она обошла вокруг дома, но не обнаружила никаких следов. О том, что ночью она слышала шаги и тихий стук в окно на кухне, она никому не сказала. Разведя огонь в печи, она поднялась по лестнице наверх к невестке.
— Будет лучше, если ты сойдешь вниз, — сказала она Эрике. — Там уже совсем тепло, и у нас все под рукой. В своей кровати я родила уже четверых детей, так что там может появиться на свет и твое дитя.
Дорхен побежала к матери Эрики, чтобы сказать ей об этом. Та тотчас же явилась и уселась рядом с дочерью на краешек постели. Герхарда послали позвонить по телефону от бургомистра Брёзе, чтобы вызвать акушерку. Добросердечная фрау жила в соседней деревне и готова была выехать после завтрака. Когда подвангенские сани, развозящие молоко, вернулись из города, звеня бубенчиками, с пустыми флягами, она вспрыгнула на них, и кони быстрой рысью, так как роды не терпят отлагательства, помчались к дому Розенов. В десять часов она была на месте, а на реке Оскол в это время был уже полдень.
Подошел час, чтобы устроить перекус. Три женщины сидели за кухонным столом, Дорхен носилась между кухней и спальней. Дедушка Вильгельм смотрел в окно, пыхтел своей трубкой и предрекал, что должен появиться мальчик. Герхард прикрутил коньки к сапогам и убежал от всей этой суматохи, связанной с предстоящими родами, на Подвангенское озеро, где стал выписывать большие круги. Кристоф сидел в своей комнате и вырезал из дерева портрет мадонны. Было воскресенье, прекрасный день отдыха.
Две тысячи километров западнее на английском языке было объявлено следующее:
В Берлине жители отсыпались после праздников по случаю 10-й годовщины захвата власти. Человек, заваривший всю эту кашу, изменил своему правилу и поручил другому прочитать свою речь. Рейхсмаршал[71]
выступил в субботу со спартанской речью, в которой прозвучали ссылки на Спарту и ее победоносные битвы, а в воскресное утро у него уже прошло опьянение от сказанного. У него наступил сильный угар от Спарты. После этого он надолго замолчал, и голос его вновь прорезался лишь на Нюрнбергском процессе. У Фермопил лежали триста спартанцев, на Волге полегли свыше ста тысяч немецких солдат. В плен попали 90 000 человек, из них родину вновь увидели 6000.А в районе Старого Оскола, по данным сводки вермахта, отмечалась небольшая активность боевых действий.
У себя в Подвангене они чуть было не забыли подоить коров. Когда те начали мычанием давать знать о себе, Кристоф вынужден был отложить свой нож, которым он вырезал по дереву, и отправиться в коровник. Дорхен тоже пришлось идти на скотный двор, хотя она с удовольствием посмотрела бы, как рождается ребенок.
В десять часов двадцать пять минут первый крик потряс крестьянский дом Розенов.
Второй крик издала акушерка: «Дорогая фрау Розен, ребенок родился в сорочке!»
Неясно было, кого она имела в виду, говоря «Дорогая фрау Розен»: матушку Берту или Эрику, которая лежала, обессиленная, в кровати и спрашивала себя, понравится ли ему то, что это всего лишь девочка!
Пахло печеными яблоками. На плите булькала кипящая вода, крышка при этом подпрыгивала. Запомнилось то, что в комнатах было достаточно тепло, потому что мать в эти дни, наполненные надеждой, продолжала топить печки даже ночами.
На улице все как будто покрылось белым саваном, но в теплых комнатах этого никто не замечал. Белизна подвангенских полей простиралась до самых донских степей. Солнце больше не появлялось. Дав спозаранку небу небольшой просвет, оно вновь скрылось за серым занавесом. Дедушка Вильгельм стал пророчить метель, которая, по его словам, должна начаться после полудня. Обе бабушки сидели на кухне, говорили о родах, в то время как акушерка тщательно мылась. После этого она ела и пила то, что ей предлагали обе женщины. В карман акушерке был положен кусок шпика, а на дорожку с собой были даны еще три вареных яйца. Герхард запряг лошадей в сани и повез добросердечную фрау домой.