До этого момента все проходило обыденно, как будто роды были здесь повседневным делом. Тете Дорхен дозволили взять ребенка на руки. После обеда мужчин допустили взглянуть на новорожденного. Дедушка Вильгельм оценил, что рост ребенка составляет добрых пятьдесят сантиметров, а вес шесть фунтов. Дядя Герхард сказал:
— Ну, ты, маленькая плакса.
Кристоф снял шапку и стал что-то бормотать по-французски. Один лишь отец не удосужился посмотреть на того, кто только что родился.
После обеда Дорхен позвонила из телефона-автомата в Кёнигсберг. Затем пришла поздравительная телеграмма от тети Ингеборг с заголовком: «Да здравствуют мать и ребенок!». В доме Розенов удивились тому, что в столь печальные времена по-прежнему доставляются поздравительные телеграммы. В последующем письме Ингеборг сделала упор на то, что счастливый отец находится вне котла окружения, и имеются хорошие перспективы, что он вскоре приедет посмотреть на своего ребенка.
Вечером Эрика распрямила в кровати свое тело, попросила лист бумаги, карандаш и деревянную доску. Она написала ему, что у дочери черные волосики и розовые щечки, Дорхен к этому еще добавила, что ребенок похож на отца. Она же подписала конверт Роберту Розену с указанием его полевой почты 20038. Когда на следующий солнечный день почтальонша прибыла в Подванген, то ей передали письмо, которое должно было уйти полевой почтой. К тому моменту уже наступил февраль.
1 февраля 1943 года унтер-офицер Гейнц Годевинд, который за всю свою русскую военную кампанию не послал ни одного письма и лишь изредка получал почтовые открытки, уселся за сколоченный из еловых досок грубо отесанный стол, зажег оставшуюся с Рождества свечу, чтобы написать карандашом на серой военной бумаге.