Читаем Отечество без отцов полностью

После того, как с регистрацией было покончено, следовало подумать и о крещении. В Подвангене существовал обычай устраивать крестины вскоре после рождения ребенка с тем, чтобы в случае чего он ушел бы в вечность христианином. Матушка Берта предложила повременить пару недель с принятием ребенка в церковную общину, чтобы дать возможность отцу самому поучаствовать в этом. Пасха была бы для этого самым подходящим временем.

Сегодня до нас дошло известие о битве под Белль-Альянс[74] и пленении Наполеона. Этим я и хотел бы закончить свой дневник, поскольку после завершения эпопеи Корсиканца сообщать больше уже не о чем. Двенадцать лет будоражил он народы Европы. Мы, вестфальцы, верно ему послужили и принесли ему в жертву столько молодых жизней. Теперь же, когда с ним покончено, многие задаются вопросом, зачем мы проливали свою кровь? Пожалуй, и я не раз испытывал неудовольствие им, но теперь, когда этот великий человек пленен, у меня все же другие чувства. Вместе с его Великой армией мне было суждено увидеть другие страны и людей. Я благодарен Богу за то, что мне удалось уцелеть после всего этого. На этом я заканчиваю.

Дневник вестфальца, 1815 год

Все шло своим чередом. В феврале, самом скучном из всех месяцев, не было никаких писем. Посылала ли Эрика после того, как ребенку исполнилось две недели, еще одно письмо полевой почтой, в котором она рассказывала о голубых глазках и курносом носике, а также о том, каким оригинальным образом ребенку досталось имя — на этот счет никаких данных нет.

Наступил март, лед на озере начал ломаться. Ночью ребенок заплакал, испуганный звуком разламывавшихся льдин.

Бабушка Берта сказала, увидев на рассвете трещины во льду: «Грохотало так, как на войне».

С восьми часов утра сияло солнце. Небесное светило поднялось из рыхлого снега и на некоторое время зависло над голыми, безлиственными ивами. Уже хорошо пригревало. С сосулек, висевших под крышами, капало на снег до тех пор, пока они не сорвались вниз под своей тяжестью и со звуком, подобным разбившемуся стеклу, не ударились о землю. На озере вода проступала сквозь трещины и вырисовывала на льду прямые и кривые линии черного цвета.

Дедушка Вильгельм прохаживался по двору и слушал первые трели скворцов.

Ребеке Розен исполнился месяц жизни. Ее мать открыла окно, чтобы впустить ласковое солнышко, как шепотом приговаривала она, глядя на своего ребенка. Она поставила колыбельку таким образом, чтобы лучи падали на крохотное личико, поскольку полагала, что солнечный свет будет ему полезен.

Герхард и Кристоф вывозили удобрения на поля, обезображивая снежный ландшафт навозными кучами и фекальными отходами. Помимо всего прочего, все это издавало отвратительный запах.

Когда ребенок вдоволь вкусил солнца, Эрика закрыла окно и задернула занавески. Теперь он спал в полутьме. На коньке крыши ворковали голуби. Еще одна сосулька сорвалась и упала с громким звуком в бочку из-под воды. Ребенок вздрогнул, но продолжал спать.

— Что-то еще должно произойти, — сказала бабушка во время завтрака. — Зима лишь взяла передышку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза