Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Маленькая справочка: спустя два года, 8 июня 1937 года, в «Правде» появится статья «Профессор – насильник, садист». Это о Плетневе. Сначала его уничтожают морально, потом физически.

И в тот же день, 27 июня 1935 года, в ВОКСе устроен прием в честь Ромена Роллана. Присутствовали Бухарин, академик Отто Шмидт, нарком Бубнов, писатель Третьяков, скульптор Меркуров и другие важные советские лица. «Много вина, шампанского, мороженого и фруктов». За фортепиано сидел Сергей Прокофьев, на скрипке играл вундеркинд Буся Гольдштейн.

28 июня. Встреча в Кремле с Иосифом Сталиным. Дито Джанелидзе или совсем другой человек? «Сталин не похож на свои изображения на портретах», – отмечает Ромен Роллан. И выделяет две черты вождя: «непонятную улыбку» и «совершенное самообладание». В ходе беседы, которая длилась один час сорок минут, Ромен Роллан пытался весьма осторожно склонить своего всемогущего собеседника к проведению более демократической, гуманной и открытой политики (с правами человека, разумеется). Роллан говорил, что Запад встревожен и не всё одобряет в радикальных действиях советского правительства… Напомним: еще не начались московские процессы и не грянул гром 1937 года.

Сталин отвечал: «Нам очень неприятно осуждать, казнить. Это грязное дело. Лучше было бы находиться вне политики и сохранить свои руки чистыми. Но мы не имеем права оставаться вне политики, если хотим освободить порабощенных людей. А когда соглашаешься заниматься политикой, то уже всё делаешь не для себя, а только для государства; государство требует, чтобы мы были безжалостны».

Вот так: во имя свободы «порабощенных людей» безжалостное уничтожение этих самых людей. Государственная целесообразность. А люди – это просто строительный материал для красной империи, не более того. С этим гуманист Ромен Роллан никак не мог согласиться. В душе. А на словах он был весьма политкорректен.

29 июня Ромен Роллан был в гостях у Максима Горького в его особняке на Малой Никитской, а 30 июня (в воскресенье) – событие-апофеоз.

Такого Ромен Роллан никогда не видел: парад физкультурников, в котором принимало участие 127 тысяч мужчин, женщин и детей. Французский гость ошеломлен: «Полуобнаженные мужчины, женщины и дети стройными сомкнутыми рядами идут неудержимо-радостные в едином ритме и едином порыве… В иные моменты возникает впечатление, что маршируют легионеры, несущие изображения Цезаря… Одна за другой следуют хореографические композиции с прологом в честь Сталина…» «Они мало меня интересуют, – добавляет в дневнике Ромен Роллан, – и я ухожу украдкой».

Ромен Роллан покидает гостевую трибуну на Мавзолее, раздавленный видением двух Сталиных: скромного во время их беседы в Кремле и другого, подобного римскому императору, на спортивном празднике. «Какое удовольствие получил бы Шекспир, изображая двух этих Цезарей, двух Сталиных, слитых в одном человеке!»

И еще одна деталь, добившая Ромена Роллана: буфет в подвальном помещении советского святилища – в Мавзолее. Так сказать, кулисы культа Ленина.

Почти целый месяц Ромен Роллан находился в СССР (он уехал 21 июля), но так и не разобрался в том, что он увидел. Он утратил веру в Сталина как в вождя, но остался в восхищении перед советским народом. Это подтвердила после смерти писателя его вдова, Мария Кудашева.

В 1936 году в Москву приезжает другой французский писатель, Андре Жид, в 1937-м – Лион Фейхтвангер. Они тоже делятся своими противоречивыми впечатлениями о «стране победившего социализма», но к тому времени кремлевские вожди уже мало интересовались мнениями западных интеллектуалов. Их интересовало другое: большой террор и большая игра. Геополитическая игра. Два диктатора – Сталин и Гитлер – пытались обыграть и обхитрить друг друга.

Ладинский: вернувшийся в Советскую Россию

Антонин Ладинский (1896, село Общее Поле Псковской губернии – 1961, Москва). Поэт, прозаик. Учился в Петроградском университете, но прервал обучение и участвовал в Первой мировой и Гражданской войнах. В 1920 году эмигрировал в Египет, оттуда переселился в Париж.

Ладинский печатался во всех периодических изданиях, альманахах, антологиях. Издал 5 поэтических сборников; первый – «Черное и голубое» (1930) и последний – «Роза и чума» (1950). Написал два романа.

По воспоминаниям Нины Берберовой, Ладинский ненавидел Париж и однажды признался ей: «Как я ненавижу все это: их магазины, их памятники, их женщин, их язык, их историю, их литературу».

Ладинский был высоким и страшно худым, с длинными руками и маленькой головой, рано поседевший. И в другой раз Берберовой:

«Затерли нас, задавили. На лакейской должности состою. А вы тут – машинисткой. Была бы Россия, были бы у нас виллы в Крыму, да не от дедушки или папаши, а собственные, благоприобретенные, были бы знаменитые… А теперь мне один хам однажды на чай дал…»