Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Я не хочу осуждать Минского: старый человек, впавший в вуайеризм, в некое подглядывание за молодыми. Не самый большой грех. Большее прегрешение «навесили» на Минского революционно настроенные демократы, которые считали его главным виновником «насаждения “черных роз” декадентства в русскую литературу». Мол, испортил. Отравил. Обезобразил.

Любить других, как самого себя…
Но сам себя презреньем я караю.
Какой-то сон божественный любя,
В себе и ложь, и правду презираю… —

писал Минский в стихотворении «Любовь к ближнему» (1893), заканчивая его так:

И всех людей, равно за всех скорбя,
Я не люблю, как самого себя.

Вот вам и «черная роза» в заключение. От Минского. От Николая Максимовича.

P.S.

Минский умер 2 июля 1937 года. Странный скорбный день 2 июля:

1778 год – не стало Жан-Жака Руссо,

1904 год – ушел Чехов (по старому стилю),

1941 год – погиб Евгений Петров, соавтор Ильи Ильфа,

1961 год – покончил жизнь самоубийством Эрнест Хемингуэй,

1977 год – не стало Владимира Набокова…

Их всех соединил один июльский день. Логично привести строки Минского из стихотворения «Два пути»:

Проклятье в том, что не дано
Единого пути.
Блаженство в том, что все равно,
Каким путем идти.

Если говорить о Минском в научных терминах, то он – вылитый релятивист, для которого все в мире является относительным.

Сергей Волконский: фанатичный жрец искусства

Князь Сергей Михайлович Волконский (1860, имение Фалль, близ Ревеля Эстляндской губернии – 1937, Ричмонд, штат Виргиния, США). Театральный деятель, критик, беллетрист, теоретик актерской техники и ритмической гимнастики.

Сергей Волконский – внук известного декабриста Волконского и одновременно внучатый племянник знаменитой Зинаиды Волконской. По материнской линии он – правнук небезызвестного графа Александра Бенкендорфа. В Сергее Волконском Бенкендорф и декабристы как бы встретились вновь и великодушно простили обиды друг другу.

Человек глубоких знаний, «фанатичный жрец искусства» (А. Бенуа). Детство провел в аристократической атмосфере имения бабушки по матери графини Бенкендорф («под знаком Фалля прошел расцвет моей детской души»). Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. В 1893 году командирован на Чикагскую всемирную выставку. Читал лекции по русской истории и литературе во многих американских университетах. После его лекции в Гарвардском университете была основана кафедра славяноведения. В 1898–1901 годах – директор императорских театров. Подал в отставку из-за конфликта с балериной Кшесинской. Много занимался теорией и практикой современного театра, Станиславский ценил книги Волконского «Выразительное слово» и «Выразительный человек».

Октябрьская революция кардинально изменила жизнь князя Сергея Волконского, он стал для новой власти «буржуем» и «контрой». Пришлось скрываться в Борисоглебске от ареста. За ним пришли, когда он направился в гости к одной старой знакомой, чтобы поиграть у нее на разбитом пианино. А в доме, где он нашел пристанище, уже допрашивали тех, кто дал князю приют:

– Кто он такой? Генерал? Военный? Царский чиновник?

– Нет, бывший князь Волконский, литератор.

– Литератор? Да? Где же он пишет?

– Где – довольно трудно сказать, а книги вот здесь есть; можете посмотреть.

Далее вошедшие с оружием спрашивают:

– А где его револьвер?

– У него нет револьвера и никогда не было; да и стрелять он не умеет.

– А где спрятаны пулеметы?..

Ну и так далее, в духе красного абсурда первых лет революции.

В 1918 году князь Сергей Волконский приехал в Москву переодетый в солдатскую шинель, с котомкой белья и платья, – все, что у него осталось от былого богатства. Волконский приехал, чтобы найти какое-то применение своим знаниям в условиях новой власти. Его два дня держали в подвале на Лубянке, потом все же выпустили. И он стал работать, как тогда говорили, «на культурном фронте». Читал лекции, вел занятия по театральному мастерству в разнообразных кружках и студиях, расплодившихся на первых порах без счету. Об одной такой студии Волконский пишет в своих воспоминаниях:

«Я был приглашен читать в красноармейском клубе в Кремле, в клуб имени Свердлова. В Николаевском дворце, в бывших покоях великой княгини Елизаветы Федоровны, за чудными зеркальными окнами, из которых вид на Замоскворечье, слонялись по паркетным полам, в шелковых креслах полулежали в папахах и шинелях красноармейские студийцы. Работа была неблагодарная. Слушателей моих гоняли на работу, на дежурства, в караулы, а то и вовсе угоняли на фронт…»

А в один день приходит к Волконскому некто Басалыго и интересуется, что делают красноармейцы:

– Репетиции? Зачем репетиции? Совсем не нужно, это препятствует свободному развитию личности, это тормозит свободное творчество.