Отель

Времени на это осуществление затеи очень мало. Эллис сначала отнекивался, но потом Чэндлер все же уговорил его добыть второй комбинезон и сумку с инструментами. Корреспондент «Тайма» быстро переоделся и взял сумку. Затем Эллис, дрожа как в лихорадке, хотя ничего и не произошло, провел его в помещение, примыкавшее к кухне на том этаже, где происходило собрание. Старший посыльный благоразумно исчез из виду. Кваратоне понятия не имел, сколько долларов из той сотни, что он дал Чэндлеру, перешло в руки Эллиса, но ему явно кое-что перепало.

На кухне никто и внимания не обратил на двух заштатных ремонтных рабочих. В закутке, куда они затем пришли, высоко в стене была решетка, которую Эллис заранее снял. К отверстию, которое прикрывала эта решетка, была подставлена длинная стремянка. Кваратоне молча поднялся по ней и влез в дыру. Оказалось, что передвигаться там можно лишь ползком, на локтях.

Притом тьма внутри стояла кромешная, лишь изредка прорезаемая отблесками света с кухни. Кваратоне почувствовал, как в лицо ему ударила струя холодного воздуха – давление воздуха возросло, когда тело Кваратоне заполнило всю труба.

– Отсчитайте четыре вентиляционных отверстия! – прошептал сзади Эллис. – Четвертое, пятое и шестое как раз над Салоном дофина. И еще, сэр: дышите потише, иначе вас услышат. Я вернусь через полчаса. Если вас к тому времени не будет, приду еще через полчаса.

Кваратоне попробовал оглянуться и не смог. Значит, вылезать будет труднее, чем ползти вперед. Он приглушенно сказал: «Есть!» и пополз вперед.

Коленям и локтям, опиравшимся на металл, было жестко. Больше всего неприятностей доставляли Кваратоне сварные швы. Он даже перекосился от боли, когда острый конец шурупа порвал ему комбинезон и впился в ногу.

Немного попятившись, он отцепился, затем снова пополз вперед, но уже осторожнее.

Вентиляционные отверстия были заметны издали из-за пронимавшего в них снизу света. Кваратоне прополз над тремя из них, от души надеясь, что решетки надежно привинчены. Подползая к четвертому, он услышал голоса.

Собрание, очевидно, уже началось. К радости Кваратоне, голоса слышны были отчетливо и, если изловчиться, он видел и часть зала внизу. Из следующего отверстия, пожалуй, видно будет еще лучше, решил он. Так и оказалось.

Теперь он видел почти половину зала, заполненного людьми, а также трибуну, с которой как раз выступал президент ассоциации доктор Ингрэм. Пошарив по карманам, корреспондент «Тайма» извлек блокнот и шариковую ручку, снабженную маленьким фонариком.

– …призываю вас, – обращался к собравшимся доктор Ингрэм, – занять возможно более твердую позицию.

Сделав паузу, он продолжал:

– Мы, профессионалы, по природе своей склонны придерживаться середины и не впадать в крайности, но мы слишком долго занимались попустительством в том, что касается ущемления гражданских прав. В нашей среде нет дискриминации – по крайней мере, она проявляется крайне редко, и мы привыкли думать, что этого достаточно. Мы, как правило, не обращаем внимания на то, что происходит вокруг, какие силы там действуют. И мы оправдываем такое свое отношение тем, что посвятили жизнь медицине и у нас не остается времени ни на что другое. Ну что ж, такое оправдание удобно, в нем есть даже доля истины. Однако сейчас, хотим мы того или нет, и нас коснулась эта проблема.

Маленький доктор помолчал, внимательно всматриваясь в лица собравшихся.

– Всем вам, должно быть, уже известно о непростительном оскорблении, которое этот отель нанес нашему уважаемому коллеге, доктору Николасу, оскорблении, самым грубым образом нарушающем закон о гражданских правах.

Как ваш президент, я предложил принять жесткие ответные меры. Мы должны отменить конгресс и все, как один, покинуть отель.

В зале раздались возгласы удивления. Доктор Ингрэм продолжал:

– Большинству уже известно мое предложение. Но для прибывших сегодня утром – это новость. К сведению и тех и других, предложенная мною мера повлечет за собой огорчения и неудобства – для меня в не меньшей степени, чем для всех вас, – профессионально мы от этого не выиграем, да и обществу пользы не будет. Но бывают ситуации, когда затрагиваются самые основы чести и совести, и тогда не обойтись без решительных мер. Я считаю, что это как раз такой случай. У нас есть лишь одна возможность продемонстрировать глубину нашего возмущения, а также со всей очевидностью показать, что люди нашей профессии не намерены больше равнодушно взирать на то, как нарушаются гражданские права.

В зале раздались возгласы: «Правильно, правильно», – но одновременно и ропот недовольства.

Откуда-то из середины зала тяжело поднялся на ноги массивный мужчина;

Кваратоне, пригнувшись ближе к отверстию, увидел могучие челюсти, улыбку на мясистых губах, очки в толстой оправе. Здоровяк объявил:

– Я из Канзас-Сити.

В зале раздались приветственные возгласы, которые он тотчас прекратил мановением руки.