А теперь вдобавок мама каждое утро еще и расчесывает мне волосы. Она заставляет меня садиться перед зеркалом, левой рукой сжимает мои рассыпавшиеся волосы, и больше я уже не могу шевелиться. Мать с такой жестокостью массирует щеткой кожу у меня на голове, что даже раздается слабый звук. Стоит мне чуточку пошевелиться, как она еще сильнее тянет мои волосы левой рукой. Когда волосы находятся в ее власти, я полностью утрачиваю всякую свободу. Полностью утрачиваю свободу.
Опустив расческу в бутылочку с маслом из камелии, она делает мне шиньон. Она не упускает ни одного волоска. Масло противно пахнет. Иногда она украшает мои волосы дешевыми шпильками или булавками.
– Ну вот, готово.
Услышав довольный возглас матери, я впадаю в мрачное настроение.
В тот вечер я не имела права на ужин. С раннего детства это было традиционным наказанием. В те ночи, когда я ложилась спать с пустым желудком, мрак казался еще более глубоким.
В полной темноте я несколько раз пыталась представить форму ушей и спину того мужчины.
На следующий день после наказания мать занималась укладкой моих волос с еще большим рвением. Она слишком сильно намазывала их маслом из камелии и при этом восхваляла мою красоту.
Отец моего деда открыл отель, перестроив бывшее питейное заведение. Это случилось давно, лет сто назад. Все ближайшие рестораны и гостиницы находятся на морском побережье, и чем ближе они к развалинам замка, тем более шикарными считаются. «Ирис» проигрывает по сравнению с ними по всем статьям. Чтобы дойти до развалин замка, требуется более получаса, и только из двух комнат можно видеть море. Из остальных окон открывается вид на фабрику по переработке рыбы.
После смерти дедушки мать велела мне бросить школу, чтобы я могла помогать ей в отеле.
Сначала я работала на кухне, готовя завтраки. Я мыла фрукты, нарезала ветчину, выставляла на лед коробочки с йогуртом. Как только я слышала, что вниз спускаются первые постояльцы, так сразу же начинала молоть кофе и нарезать хлеб.
Когда приближался час выписки из отеля, я делала расчеты за стойкой. Работала я молча. Попадались, конечно, клиенты, которые обращались ко мне с какими-нибудь словами, но я давала только краткий ответ, сопровождаемый улыбкой, и никогда не болтала с ними. Дело в том, что мне трудно разговаривать с людьми, которых я вижу впервые, а кроме того, мать ругала меня, если я делала ошибку в расчетах или случалась недостача в кассе. Домработница появлялась поздним утром и начинала вместе с матерью убирать комнаты. Я тем временем приводила в порядок кухню и столовую. Я принимала звонки от клиентов, которые хотели забронировать номер, из фирмы, поставлявшей постельное белье, из туристических компаний. Когда мать замечала, что у меня растрепались волосы, она сразу же хваталась за расческу, чтобы привести их в порядок. А потом мы начинали обслуживать новых клиентов.
Большую часть времени я проводила на приеме гостей за регистрационной стойкой. Там было так тесно, что я могла достать все, что нужно, не вставая со стула. Колокольчик, старомодный кассовый аппарат, журнал регистрации, авторучка, телефон, рекламные буклеты для туристов. Стойка, о которую опирались бесчисленные руки, была исцарапанной и почерневшей. Когда я пряталась под нее, чтобы передохнуть, до меня долетал запах сырой рыбы с рыбоперерабатывающего завода. Я видела, как через щели в окнах проникает запах от готовящейся пасты для сурими. Видела одичавших котов, которые всегда начеку, поджидая, когда с грузовика упадет какая-нибудь рыба.
В тот момент, когда все постояльцы, зарегистрировавшись, удаляются в свои номера, в тот час, когда они собираются лечь спать, мои нервы всегда напряжены до предела. Когда я сижу на своем высоком табурете у стойки, я слышу шумы, чувствую запахи, ощущаю, что происходит в отеле.
Единственное, что заставляет меня сидеть у стойки, это возможность восстановить в памяти образы тех, кто проводит эту ночь в «Ирисе». Одну за другой я выдаю расписки об оплате, а потом, повернувшись боком к стойке, засыпаю.
В четверг утром я получила письмо от переводчика. Письмо было написано красивыми иероглифами. Я тайком прочитала его в закутке приемной.