Отель «Калифорния»

Ярослав уже поравнялся со мной, встал за спиной. Повисла какая-то напряженная тишина. Ирзамир слишком пристально разглядывал Змеева. От Яра повеяло напряжением. Очень сильным.

— Ну надо же… — протянул Ирз. — Какая встреча! Грешный праведник или лучше праведный грешник?

— Мразь, — прошипел Волков, а через миг бросился на Ирза.

Раздался глухой удар, издевательский и удивленный полусмешок-полустон Ирза и хруст треснувшей кости. Вокруг кулака Ярослава, как бинт, были намотаны четки. Тощий бледный идеальный Ирзамир пошатнулся, чуть не выпустив из рук неизменный зонт-трость. Ярослав выпрямился, резко дернув головой, отступил на шаг.

А я стояла, смотрела на обоих мужчин, освещенных фонарями, на тусклый матовый асфальт под их ногами, гадая, стоит ли остановить Волкова или лучше дать ему выпустить пар.

На скулах у Гада играли желваки, руки все еще были сжаты в кулаки, бугрились натянутые мышцы под тонкой рубашкой, на напряженной шее отчетливо виднелись вены, капелька пота скатилась по виску. Он ждал, когда Ирзамир сообразит, что произошло. Он ждал, когда тот вернет утраченное вдруг самообладание, он ждал, когда незваный гость перехватит удобнее зонт, он ждал, когда старый, судя по всему, знакомый ответит. И жаждал этого ответа.

Я отошла в сторону.

Ирз все-таки выпрямился, усмехнулся. Усмешка со сломанной челюстью — тот еще фокус, но придурок, казалось, даже не замечал. Его лицо посерело, кожа пошла трещинами, словно кто-то бросил камень на тонкий наст. Аристократически тонкая рука в черной перчатке медленно поднялась к лицу, с глухим щелчком мужчина вставил на место челюсть. Снова улыбнулся.

— Добро должно быть с кулаками, да, Ярослав? — спросил засранец. И выражение лица у него при этом было такое… Такое, будто ему действительно был важен ответ, словно он не спрашивал только чтобы подразнить, напомнить.

— А с чего ты решил, что я добро? — не повелся Змей. — Я такая же тварь, как и ты, Георгий.

— Георгий… — протянул Ирз. — Ах, как давно это было, — он мечтательно поднял глаза к небу. — Столько не живут, — снова посмотрел на Гада, пальцы правой руки плотнее обхватили зонт, слегка скрипнул под ботинками асфальт.

— А ты и не живешь, — мерзко улыбнулся Яр. — Ничего не чувствуешь, ничего не видишь, ничего не слышишь. Только голод терзает тебя, и желание света. Интересно получилось, не находишь? Хотел убить меня, а сдох сам. Скучно?

— Ничего. Зато сейчас весело будет! — рыкнул Ирзамир и бросился на Ярослава.

Я стояла на месте. Трудно было просто стоять и смотреть, но я заставила себя, с огромным трудом заставила не шевелиться, не издавать ни звука. Просто смотреть. Смотреть, как заостряются черты лица Волкова, как появляются на руках когти, как чужая сила оставляет на теле глубокие раны. Просто слушать. Слушать, как из его горла вырывается шипение, как с глухими звуками сыплются удары, слушать, как трещит одежда. Просто чувствовать. Чувствовать, как воздух наполняется вкусом крови, чувствовать, как сила Гада расползается в ночи, чувствовать, как он стягивает вокруг Ирзамира свои тугие сильные кольца.

Они двигались так быстро, что почти невозможно было уследить за движениями, зонт давно потерял свою актуальность и сейчас валялся у моих ног, переломанный надвое одним движением, четки, все еще намотанные на кулак Волкова, оставляли раны-ожоги на лице и теле Ирза. Его кожа и одежда плавились, его сила висела над дорогой душным, затхлым, пыльным сгустком.

Ирзамир перестал быть тонким изящным аристократом. Он утратил свой лоск, а вместе с ним и человеческую маску. Лицо вытянулось настолько, что подбородок чуть ли не касался груди, ввалился нос, глаза казались пустыми, за спиной раскрылись рваные, изломанные грязно-бурые крылья. Человеческая маска порвалась окончательно. Свисала рваными клочками, обнажая такую же бурую, как и крылья, кожу в струпьях и волдырях. Он был отвратителен в своем истинном облике. Уродлив. Мерзок.

Яр был прекрасен.

Прекрасен в своей ярости, искренней злости и… вере. Волков не замечал, я была уверена, но тусклый серебряный крестик, зажатый в левой руке, источал свет. Неровный, дрожащий, он скорее походил на туман, на сигаретный дым. Но тем не менее он там был.

Змеев наступал.

С чвакающим, липким звуком его когти вошли куда-то под нижнее ребро Ирза, Волков тут же выдернул руку, и на землю, пачкая ее, упали ошметки гнилой, пропахшей серой плоти.

Ирзамир что-то прошипел, дернулся вбок, отступая и тут же снова бросаясь на Ярослава. Острые когти беса вошли глубоко в предплечье Гада. Он тянул Яра на себя, вниз, стараясь свалить с ног.

Начищенные ботинки и остатки костюма смотрелись неуместно на тощем, костлявом теле.

Волков снова ударил Ирза в челюсть, отшвыривая от себя на несколько метров. Хриплый смех урода резанул по ушам, и бес, вскочив, ринулся на Яра, в этот раз все же сбивая его с ног.

Ирзамир располосовал Гаду грудь, схватил за шею, вонзив когти в бедро, приблизил тонкие губы к самому уху, что-то зашептал. Быстро, явно забавляясь.