Отель «Калифорния»

— Понятия не имею, — пожал плечами, отодвигая пустую тарелку. — Разве что ты хозяйка отеля, в котором живут трупы. Ты ведь в курсе, что твои постояльцы — трупы? — нахмурился.

— Конечно, — весело кивнула Шелестова, поднимаясь и убирая тарелки и остальную посуду.

Верблюжья колючка вообще явно забавлялась происходящим, моим серьезным видом и попытками понять, кто она такая.

— Ну тогда, собственно, все.

Она снова вернулась за стол, села, согнув одну ногу в колене.

— Ты на верном пути, — еще шире улыбнулась девушка. — Главное, не сдавайся, парень, и у тебя все получится.

Издевается. Ведь точно издевается.

Я рыкнул, вскочил на ноги, обогнул стол.

— Шелестова, ты…

— Ну, давай, удиви меня, Волков, — изящные руки легли мне на плечи. Девушка склонила голову набок, в глазах плясали смешинки.

Я стоял очень близко, слишком близко, невозможно близко.

Тихое рычание вырвалось из горла. Я сжал узкую талию, приподнял Мару и усадил на стол, сметая чашки, набрасываясь на ее губы.

Она была все так же чертовски сладка. Даже еще слаще.

Как клубничный глинтвейн, если такой вообще существует.

Я слегка прикусил нижнюю губу и отстранился, потом снова прикусил и снова отстранился. Мне нравилась ее дразнить, мне нравилось чувствовать вкус мягкой плоти на своих губах и языке. Мне вообще нравилось, что и как она делала.

Как втянула мой язык в рот, посасывая, как шумно выдохнула, как обвила талию ногами, как ее пяточки уперлись мне в поясницу. Мне нравилось, что ее руки скользнули по плечам, что одна зарылась в волосы, и что ноготками второй Мара слегка царапает мне шею.

Я вторгался в ее рот, брал то, что было сейчас необходимо, как воздух, потому что желание почти смело и растворило меня в себе.

С-с-сладкая, с-с-сладкая Мара. Вкус-с-сная, вкус-с-сная Мара.

Мои руки пробрались под футболку, принялись ласкать нежную, теплую, гладкую, как крылья бабочки, кожу. Упиваясь, наслаждаясь, смакуя.

Вот только…

Я сдернул дурацкую футболку с девушки, швырнул куда-то в сторону и снова вернулся к губам, практически вжав женственное, сводящее с ума тело в себя. Кожа к коже, страсть к страсти.

На красивой шее очень соблазнительно билась венка, и я, скользнув языком в раковину уха, прикусив мочку, спустился к этой венке. Целуя и пробуя на язык рваный пульс и вкус ее кожи.

Мара дернулась, выгнулась, запрокидывая голову, подставляя грудь под мои ладони.

И кто я такой, чтобы отказываться?

Я накрыл левое полушарие рукой, слегка сжал сосок пальцами, перекатывая, играя, а губами коснулся правого.

Девушка дернулась. Застонала. Сильнее прогнулась назад, вцепилась в мои волосы уже обеими руками, прижимая голову к груди.

Горячая, стра-с-с-стная, дикая.

Она была прекрасна.

Ее безумие, ничем не сдерживаемое, накрыло меня с головой, поглотило, заставляя кровь кипеть еще сильнее, заставляя сердце биться в глотке, заставляя целовать, облизывать и посасывать все с большей яростью.

Я скользнул рукой вдоль наших тел, поглаживая живот и бедра, добрался до кружев и провел ребром ладони вдоль.

То ли рычание, то ли стон вырвались из груди Мары. Она заставила меня оторваться от груди и поцеловала, ворвалась в мой рот. Требуя. Настаивая. Тоже яростная и неис-с-с-товая.

Нереальная, черт возьми!

Я ощутил ее руки у себя на груди, острые ноготки, горячие ладони. Она сжала мои соски, продолжая атаковать мои губы, ерзая и трясь об меня всем телом.

Влага проступила даже сквозь белье, и я ощущал ее на пальцах, которыми продолжал ласкать лоно. Терпкий, сочный запах разливался вокруг и вместе с безумие поглощал остатки самоконтроля.

Я хотел разложить ее здесь же, сейчас же, немедленно. Чувствовать ее под собой, вокруг себя. Вколачиваться грубо и дико. Я хотел, чтобы она расцарапал мне спину, чтобы обвила ногами еще туже, чтобы стонала и кричала. Извивалась, дергалась и сходила с ума точно так же, как я.

А, твою мать…

Я приподнял Мару, заставляя обхватить плечи и талию.

Шелестова открыла свои невозможные, потемневшие глаза.

О, да, да!

Именно этот взгляд. Именно этот голод я и хотел увидеть.

— Диван? — прошептал сдавленно.

— Думаешь, доберемся? — хрипло спросила она.

Я зашипел, когда девушка снова меня поцеловала, заерзала на мне.

И сделал первый шаг, потом второй, третий.

К черту диван!

Я опустился вместе с ней на пол, распустил волосы, отстранился.

Мне нужно было это расстояние, эта передышка. Физически необходима.

Шелестова посмотрела на меня из-под полуприкрытых век, облизнулась. Медленно и порочно, вырвав стон.

Я снова склонился над Марой, собираясь поцеловать, как она вдруг напряглась. Грозовые глаза распахнулись шире, она слегка повернула голову и толкнула меня в грудь.

— Что… — начал, ни хрена не соображая.

— Телефон, — пробормотала она, садясь медленно и неуверенно.

Телефон?

Откуда-то действительно доносилась мелодия.

— Кит звонит, — она резко вскочила на ноги и убежала в спальню, откуда бессмертный Горшок дурниной орал: «Дайте людям рому!».

Чтоб ему… на том свете обыкалось, гребаный наркоша.

Я выругался, поднялся с пола и пошел собирать осколки разбитых чашек.