— Пора идти, доктор? — спросила, нарушив повисшую на миг тишину.
— Да.
Измайлов гибко поднялся, положил ключ на стойку, протянул мне мобильник.
— Я взял на себя смелость и воспользовался твоим онлайн банком. Перевел тебе свои деньги. Мне они уже не понадобятся…
Пришлось прикусить щеку изнутри, и изо всех сил стараться сделать благодарный вид. В конце концов, мужик, действительно, хотел, как лучше.
Близнецы ему благодарны точно не будут: завтра им прибавится работы.
— Спасибо.
Измайлов пожал плечами, опустился на колени, похлопал по ним руками.
— Давай прощаться, псина?
Крюгер подскочил к доктору, словно только того и ждал. Облизал лицо, пару раз громко гавкнул. А Антон начал терять краски. Чесал пса за ухом и бледнел, приговаривая «хороший мальчик» сквозь смех.
Через пару минут Измайлов все-таки оторвался от счастливого Крюгера и поднялся на ноги, протянул мне руку:
— Спасибо, Мара, за все. За то, что терпели и исполняли мои капризы. Я действительно был капризным, несносным, эгоистичным мальчишкой. Извините.
— Не берите в голову.
Я пожала ладонь, поднимаясь из кресла, все еще улыбаясь.
— Так светло, — прошептал мужчина в изумлении, переведя взгляд куда-то мне за спину.
— Да.
Стекла очков ярко поблескивали, выделяясь на фоне остального призрака, даже дужки тускло мерцали, отражая свет лампы, делая Антона еще более нереальным и эфемерным. Доктор не отрывал пристального, по-детски радостного взгляда от окна за моей спиной.
— Кто в дверь сию войдет, тот замок покорит, — пробормотал мужчина. Он стал совсем прозрачным, сквозь привидение отчетливо можно было разглядеть стену, монстеру в пестром горшке, любимое кресло Кита. Крюгер тихо залаял, словно испугавшись. А по моему позвоночнику пробежала толпа мурашек.
Произнесенные только что слова насторожили, заставили замереть на месте, с приклеенной улыбкой и таким же застывшим, как и у Измайлова, взглядом.
— Дракона кто убьет, получит славный щит, — раздалась следующая строчка, и Антон исчез.
А дурацкий стишок казался до боли, до судорог знакомым. И связан он был с чем-то нехорошим… Очень-очень нехорошим. Темным и странным.
Я тряхнула головой, стараясь побороть странное оцепенение, вызванное неожиданным посланием, и поднялась на второй этаж. К приезду Анатолия надо было подготовиться.
Для Кита я достала часы, старые, купленные мной на знаменитой Braderie в Лилле очень-очень давно. Их серебряная цепочка потускнела и потемнела от времени, но череп, выгравированный на крышке, не потерял лукавства своей улыбки, а стрелки — точности. Для тети Розы нашелся простой золотой крестик, с Крюгером и гадать не пришлось: ошейник прекрасно подходил. А вот с амулетами для близнецов пришлось повозиться. Интуиция подсказывала, что это должно было быть что-то парное, такое же одинаковое, как и мои маленькие гении, подходящее и мальчику, и девочке, не привлекающее к ним лишнего внимания и не вызывающее вопросов.
По крыше снова забарабанил мелкий, противный дождь, поднялся небольшой ветер, и ветви старой березы заскребли по окну. Звук не был противным или пугающим, скорее просто тоскливым, и вторил хриплым переливам джаза из моего компьютера.
Я сидела на полу в своей комнате на чердаке и пыталась в ворохе бесполезных побрякушек отыскать что-то для близнецов. Крюгер устроился рядом и, положив вытянутую морду на лапы, внимательно наблюдал за моими действиями, отважно борясь со сном. Погода и насыщенный день сделали свое дело: вечный двигатель выдохся.
Но вот наконец в руки попались серьги-кольца, простые, серебряные, достаточно маленькие, чтобы одну из них вполне мог надеть и Костик. Вот только у мальчишки дырки в ухе не было.
К счастью, дело это поправимое.
Я снова потянулась за телефоном, набрала знакомый номер. Пять минут, и все улажено, осталось только перечислить деньги на карточку ушлой девице-медсестре.
Снова в холл мы с псом спустились только через час, когда снаружи раздался шорох гравия на подъездной дорожке.
Анатолий, в отличие от большинства современных бизнесменов, был точен как часы. Опоздания мужчина считал чуть ли не самым страшным смертным грехом, впрочем, как и джинсы с футболками. Он предпочитал старомодные строгие костюмы-тройки, начищенные до зеркального блеска, непременно черные, итальянские ботинки и классические узкие галстуки. Но во всем остальном был идеальным дельцом.