Отель «Калифорния»

Милая дикторша с очень серьезным лицом вещала по одному из государственных каналов о маньяке, вогнавшем в страх столицу. Вещала сосредоточенно, сурово, чуть ли не запугивая, и чем больше я ее слушала, тем больше хмурилась. Подробностей журналисты практически не знали, какие-то обрывки и жалкие клочки информации: ведутся поиски, будьте бдительны, не ходите поздно одни, телефоны экстренных служб, родственники скорбят… Сухой набор обрывочных сведений. Преступника называли чудовищем, монстром, психопатом…

А я выстукивала неровную дробь по столу и слушала, сама не знаю почему. И думала о том, что Волкову и Сухареву не плохо бы поторопиться. А еще…

Какого черта иной делает в отделении Сухаря? Какого черта иной занимается поиском обычного убийцы, пусть и со съехавшей кукушкой? Выводы напрашивались сами собой.

Звонок телефона заставил дернуться и вырвал из странного оцепенения, я покосилась на экран мобильника и только потом сообразила, что звонил не телефон, звук шел из коридора.

Привезли заказанную дверь, а еще через полчаса появились и мужички-здоровячки.

Бодрые дядьки-слесари провозились практически весь день, содрали с меня не хилую сумму за срочность и убрались восвояси ближе к восьми, выдав два новых комплекта ключей и оставив жуткий срач в коридоре.

Следующий час прошел для меня под бодрые ритмы Coldplay с тряпкой и ведром на перевес. Еще часа два я потратила на все ту же пресловутую защиту двери, но уже свою. В отель возвращаться было бессмысленно, все равно завтра надо заглянуть к Сухарю, поэтому я осталась в квартире, заказала пиццу, перекусила и бухнулась спать.

Правда, поспать не получилось. Сон — как любовник, когда уделяешь ему мало внимания, он исчезает. Вот и мой, судя по всему, на сегодня исчез. Ушел по-английски.

Я повалялась в кровати какое-то время, бездумно разглядывая потолок, потом все же оделась и вышла на улицу. В пяти минутах от дома был круглосуточный супермаркет, где я и собиралась разжиться какао и молоком. Какао всегда помогало мне уснуть.

Во дворе было практически безлюдно, если не считать казенного уазика, припаркованного рядом с детской площадкой, двух полицейских, нервно топчущихся рядом, и понурого бомжа, сидящего на ограждении.

Не повезло дядьке.

Мягко горели фонари у подъездов и вдоль дороги, где-то орала загулявшая кошка, в соседнем дворе надрывалась сигнализация, шуршал под кедами асфальт в такт моим шагам, в воздухе стоял стойкий запах свежей краски и чего-то еще. Чего-то знакомого и не очень приятного. Но я не стала заострять на этом втором запахе внимания. Не хотелось.

В магазине было ожидаемо пусто и сонно, девушка-кассирша клевала носом над какой-то книжкой в мягкой обложке, наблюдательный охранник не отрывал орлиного взора от экрана телефона, часы у входа показывали три ноль одну.

Я бодро вышагивала вдоль полок в поисках «снотворного» и пряников.

Какао я нашла, когда часы показали три ноль семь. Молоко — три пятнадцать. Через пять минут я отыскала пряники.

Кассирша с легким удивлением осмотрела набор моих покупок, но от комментариев отказалась. Часы показали три двадцать пять, когда она пробила покупки, и три двадцать семь, когда я вышла из магазина.

В три тридцать я свернула к дому и детской площадке и… застыла.

Теперь здесь уже не было так безлюдно.

Толпа народа, куча полицейских машин, две скорые, анатомичка. В отблесках мигалок лица казались застывшими античными масками. Вот теперь я поняла, что это был за запах. Так пахла смерть. Пеплом, землей, горящими свечками, сухой травой и гвоздиками.

Люди шушукались, переглядывались, вытягивали шеи, стараясь рассмотреть то, что было скрыто машинами.

Всего каких-то полчаса… даже меньше…

Кто-то снимал на телефон, кто-то пытался разговорить молодых ребят, выставленных возле оцепления. Слышались обрывки слов, сухих приказов, шипели рации, чувствовался в воздухе сигаретный дым.

В моих руках шуршал пакет из магазина.

— Мара? Какого хрена…

Я мотнула головой, моргнула, перевела взгляд на старого знакомого, посмотрела на часы. Три тридцать восемь. Славка схватил меня за руку.

— Что ты тут делаешь?

— Ночую, — пробормотала, снова моргнув. Дубов загородил своей широкой спиной толпу зевак. Жаль, что запах он так же загородить не мог. Плохой смертью пахло. Тяжелой, свежей.

— Вот и иди ночуй, — взъерошил он волосы свободной рукой. Небритый, в мятой светлой рубашке, расстегнутой у ворота, хмурящийся.

Я тупо кивнула.

— Пойду. Руку только отпусти, — попробовала освободить запястье. Слава, словно опомнившись, разжал пальцы. Вздохнул, прикрыв на секунду глаза.

— Погоди, давай кто-нибудь из наших тебя проводит.

— Зачем? — удивилась я. — Вон мой подъезд, — ткнула пальцем в нужную сторону. — Дома буду через две минуты.

— А ты…

— Что? — Дуб соображал явно туго. Не потому что резко стал тупым, потому что сосредоточен он сейчас был совершенно не на мне. — Слав, иди к своим. У вас же там явно серьезно. А со мной все хорошо, я домой пойду, спать. На телефон снимать ничего не буду, глазеть тоже. Я не любопытная.

— Если что, можно будет тебя потом как свидетеля…