Отель «Калифорния»

– Я надену шапку с кисточками, чтобы вы не переживали, – она тепло улыбнулась. – Прогуляемся, продышимся после дня в машине, вернемся и ляжем спать без задних ног и нижних мыслей. Годится, Александр?

– Годится, Елена. Идемте заселяться.

– Правда, паспорта я не нашла. Не придется ли мне все-таки спать в машине?

– Не придется. Заселят вас, Елена, куда денутся, черт бы их подрал. Сейчас не советские времена, всем нужны деньги. Вы посидите в уголке, я зарегистрирую вас как свою жену. Если что… есть иные средства.

Ситуация складывалась так, что он мог позиционировать Елену либо как жену, либо как проститутку, подобранную на улице.

Так диктовала жизнь. Все зависело от притязаний портье – которую по-советски до сих пор называли администратором.

Однако не существовало проблем, не имеющих решения. У Громова хватало наличных, чтобы заплатить за «жену» без паспорта.

Вздохнув, он уточнил:

– Вы не против?

– А куда я денусь? – Елена усмехнулась. – Придется до завтра побыть вашей женой.

– Прекрасно. Проблем нет.

Замок зажигания щелкнул, выпуская вынутый ключ.

– Подождите, я помогу выйти, чтоб вы не поскользнулись.

– Не утруждайтесь, Александр, не надоело вам бегать вокруг меня? Снег морозный, на нем не скользко.

Она улыбнулась.

– Но, конечно, если вы подадите мне руку, это… не будет неприятным.

Громов вышел из машины.

Снег падал, падал и падал – и не собирался останавливаться.

13

– Ну что, Александр, поднимаемся спать?

От ходьбы по морозу Елена раскраснелась.

Лицо ее не напоминало бледную маску, увиденную за стеклом серой машины.

– Я думаю, сначала стоит поужинать, – предложил Громов. – Вы когда ели в последний раз?

– Когда…

Она подняла глаза к круглым белым часам, щелкающим над стойкой портье.

–…Не помню, если честно. Днем точно не ела. Кажется, утром. А может быть, и не утром, а еще вчера. Сегодня у меня…

Махнув рукой, Елена замолчала.

– Я почти так же, – сказал он. – В Москве что-то перехватил, уже не считается. Так вот давайте сейчас поедим.

– Я вообще-то вечером не ем, – ответила она. – Почти не ем. Ну так, чаю выпить, съесть грейпфрут, в нем нет сахара. Стоит хорошо поужинать – наутро плюс шестьсот граммов.

– Ну, знаете, Елена, – Громов усмехнулся. – За сегодняшний день вы скинули килограммов десять. Хороший ужин вам не повредит. Хотя вряд ли, конечно, в такой гостинице накормят чем-нибудь хорошим. Подадут какие-нибудь пролетарские пельмени со сметаной из порошка… но я так проголодался, что даже им буду рад.

– Ладно, уговорили. Гулять, так гулять…

Елена встряхнула головой.

Волосы блестели капельками растаявших снежинок: не подчиняясь указаниям, от машины до гостиницы она шла с непокрытой головой.

–…Только давайте сначала поднимемся в номер, оставим сумки. И еще я хотела бы по-быстрому принять душ. Знаете, Александр, я бодрюсь, но на самом деле меня бросает то в жар, то в холод. До сих пор трясет. Надо смыть с себя все это.

– Нет, Елена, – возразил он. – Подниматься мы не будем. Если поднимемся и вы пойдете в душ, то или вообще не спустимся, или ресторан к тому времени закроется. Кстати, он и так скоро закроется, туда перестанут запускать: это ведь не Москва, не ночной клуб, а провинциальная гостиница на откосе, да еще идущая на рестайлинг.

– Пожалуй, вы правы, Александр. Я на самом деле ужасно хочу есть, только сейчас поняла. Оттуда, кстати, вкусно пахнет.

– В общем так, Елена. Никуда не идем.

– Но дайте, я хоть пойду и сниму эти леггинсы, – просительным тоном сказала она. – Мне жарко. И вообще я в них – как рабочий и колхозница. Мне, конечно, все равно, но…

– Вы не рабочий и не колхозница. Вы музыкант и прекрасны, как виолончель. А от своих легинсов освободитесь здесь. Если тут ресторан, значит, где-то есть – как там у них называется – «дамская комната». Спросите у портье, она скажет. Давайте вашу шубу и сумку за двадцать тысяч, я пойду займу столик, прикину, что тут можно заказать.

– За двенадцать. Шубу отдам, сумку – нет. Там косметичка и все прочее, надо хоть губы накрасить.

– Ладно, давайте, я вас жду.

– А вам не будет тяжело? – Елена расстегнула крючки. – И без того навьючены, как осел, да еще моя шуба?.. Извините!

– Не будет. Ваше манто невесомо.

Поставив командировочную сумку на пол, Громов встряхнул Еленину шубку от снега, и отметил, что вблизи она оказалась не новой.

14

Дверной проем, ведущий в ресторан, уходил к невидимо высокому потолку.

За тяжелой портьерой открылся зал – узкий и длинный, протянувшийся вдоль фасада.

Вероятно, в лучшие времена здесь бывало людно, шумно и светло, звенела посуда, слоился табачный дым, плыли запахи хорошего коньяка и разнообразных духов.

Но сейчас тут царил упадок, говорящий, что гостиница доживает последние дни. Из матовых шаров на разлапистых старомодных люстрах теплилась лишь четвертая часть. Большинство столов было сдвинуто в дальний угол и составлено друг на друга, уныло торчали ножки перевернутых стульев.

Скатертей и приборов не было, стояли только мельхиоровые вазы с салфетками.

Общий развал подчеркивала оркестровая эстрада с подставками для нот и пустой стойкой микрофона.