Отель на краю ночи

Крушилин, даже не подумав о том, что нужно постучать, распахнул дверь и сунул голову в кабинет.

За столом сидела большегрудая блондинка в белом халате. Услышав скрип двери, она подняла голову от книжки, которую держала в руках, и взглянула на Крушилина. В глазах девушки стояло любопытство.

— Вы на радон? — быстро спросила она.

— Точно. — Крушилин прищурился и обежал пышную фигуру медсестры плотоядным взглядом.

— Что же вы не заходите? — вскинула она бровки. — Прошу!

Павел Андреич усмехнулся, вошел в кабинет, прикрыл за собой дверь и неспешно приблизился к столу.

— Наконец-то нашелся желающий, — с улыбкой проговорила медсестра, откладывая книгу. — А то сижу тут с утра, хоть бы кто-нибудь зашел.

— Ну, теперь я сюда буду часто наведываться, — с ухмылочкой проговорил Крушилин. — А что, у вас тут ванны большие? Вдвоем поместиться можно?

— Ванны на одного, — прощебетала медсестра.

Слегка порозовев, она достала из стола учетный журнал и положила его перед собой. Затем вооружилась авторучкой и сказала:

— Сообщите, пожалуйста, ваши имя и фамилию — я запишу в журнал.

Крушилин улыбнулся.

— Крушилин я. Павел Андреич.

— Возраст?

— Сорок. Ну, то есть… сорок два.

Медсестра вписала данные в журнал. Затем снова подняла взгляд на Крушилина и осведомилась:

— Раньше принимали радоновые ванны?

Крушилин покачал головой:

— Нет.

— Сейчас пройдете в раздевалку и разденетесь. Потом проходите в бокс с ванной. Когда ляжете, опустите железную крышку. Вы ее сразу увидите.

Крушилин бросил взгляд на декольте медсестры, ухмыльнулся и осведомился:

— Как раздеваться? До трусов? Или трусы тоже снимать?

— Снимать, — игриво ответила медсестра. — Дверь в раздевалку прямо по коридору. Можете идти.

— А вы, значит, позже подойдете? — прищурился Крушилин.

— Я подойду, чтобы узнать, как у вас дела, — ответила медсестра и поправила белокурый локон, выбившийся из прически.

— Смотрите — не обманите.

Крушилин рассмеялся и двинулся к зеленой двери раздевалки. Уходя, он успел заметить, что на одной из щиколоток медсестры блеснул тонкий золотой браслетик.

«Ишь ты!» — подумал Павел Андреевич.

В раздевалке он скинул пиджак, стянул футболку, встал перед зеркалом и окинул взглядом свою мощную фигуру. Толстая, как у быка, шея, огромные бицепсы, широкая, поросшая темной шерстью грудь. В свои сорок два он все еще обладал железным здоровьем и был силен как медведь. Вот только похмелья с каждым годом становились все сильнее и сильнее.

— Пить, что ли, бросить? — задумчиво проговорил Крушилин и почесал пальцем переносицу.

Вздохнув, Павел Андреевич отвернулся от зеркала и снял брюки вместе с трусами. Затем, больше не глядя в зеркало, вышел из кабинки.

Медсестры в боксе не было. Увидев узкий коридорчик, проходящий мимо боксов, отделенных друг от друга металлическими перегородками, Павел Андреевич понял, что коридорчик этот, судя по всему, ведет в тот самый кабинет, который он покинул пять минут назад.

Забравшись в ванну, Крушилин испытал настоящее наслаждение. Вода была не горячая, не холодная, как раз то, что надо. Павел Андреевич поудобнее устроился в ванне и накрыл ее сверху железной, выкрашенной в белый цвет, крышкой. Петли тихо скрипнули, и на поверхности осталась лишь косматая голова Крушилина.

— Сколько лежать-то? — крикнул он, повернув голову в сторону кабинета.

Ответа не последовало.

— Ну ладно, — пробормотал Павел Андреевич, — когда надо будет, сама придешь. И чего в ней целебного, в этой воде? Вода как вода, даже не пахнет ничем. Хоть бы пузырей подпустили для форсу.

Положив кудлатую голову на край чугунной ванны, Крушилин прикрыл глаза. Ему вдруг вспомнилось лицо жены. Что бы она сказала, если бы узнала о его вчерашних проказах? Да ничего. Просто покачала бы головой и вздохнула. И этот вздох резанул бы Крушилина по самому сердцу.

Вспомнив жену, Павел Андреевич вспомнил и сына. Взгляд у Даньки точь-в-точь как у матери. Посмотрит вот этак — и вся прыть, весь задор, вся молодецкая удаль улетучивается из груди и головы Павла Андреевича.

— Веревки из меня вьет, — недовольно проворчал Крушилин, не открывая глаз. — Весь в мать.

Павел Андреевич любил сына, но не понимал его. Иногда он с сожалением думал о том, что сына у Него вроде как и нет. Ведь сын — это твое продолжение. Это ты сам, маленький ты, который заново начинает жить. Однако, глядя на Даню, Крушилин не видел в нем себя.

Вот и сейчас Павел Андреевич вспомнил тощие плечи сына, вспомнил его тонкую шею и с досадой пробормотал:

— Не крушилинская порода.

Теплая вода, дающая грузному телу Павла Андреевича ощущение невесомости, действовала усыпляюще. Павел Андреевич совсем уж было задремал, как вдруг услышал странный звук, донесшийся из кабинета медсестры. Словно кто-то стукнул чем-то твердым по полу.

В звуке этом не было ничего пугающего, но сердце почему-то забилось быстрее. Он открыл глаза и замер, прислушиваясь. Спустя несколько секунд звук повторился.