Отель «Парк»

Поезд приближался к Прокупле. Перед Ясеницами в вагон вошли немецкий солдат и жандармы. Началась проверка документов. Проверили документы у моих соседей, потом потребовали у меня. Я предъявил удостоверение. Солдат и жандармы торопились. Значит, это обычная проверка, ничего страшного. Подошли к Селе. Он невозмутимо сложил газету, так, чтобы патруль хорошо разглядел название, и вытащил из кармана документ. Все в порядке! Немец и жандармы проследовали дальше. У всех пассажиров отлегло от сердца.

Проехали Ясеницы. Сейчас будет Житородже, потом Подина, где нам выходить. Там нас должны ждать. Собственно говоря, здесь должен выйти Селя, я же поеду дальше. В вагоне никто не должен знать, что мы знакомы.

Еще немного, и чемодан окажется в верных руках. Но тут произошло нечто совершенно непредвиденное! Дверь открылась, и вошли два таможенных чиновника. Один из них, высокий, худой, с костлявым лицом и кривым носом, осмотрел отделение вагона и, не останавливаясь, проследовал дальше, бросив на ходу своему коллеге:

— Ты погляди здесь, а я пойду вперед.

Он прошел мимо Сели и захлопнул за собой дверь. Селя проводил его взглядом. Оставшийся чиновник, невысокий, коренастый мужчина с довольно добродушным выражением лица, повернулся к пассажирам:

— Прошу приготовить вещи для осмотра!

Пока он разговаривал с моим соседом, я растерянно смотрел в его спину, не понимая, почему производится проверка именно таможенниками, а не жандармами. Бросив взгляд на Селю, я увидел что он сунул газету под мышку и опустил правую руку в карман, пристально наблюдая за чиновником. Потом Селя посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и мне показалось, что он велит мне уходить, однако полной уверенности в этом у меня не было, и поэтому я медлил.

В этот момент кто-то спросил у чиновника, почему проводится осмотр.

— Ищем контрабандный табак, — ответил тот. — Контрабандисты настолько обнаглели, что стали провозить его в поездах.

На душе полегчало. Это лишь укрепило мое намерение не бросать чемодан. Люди раскрывали свои мешки, сумки и чемоданы. Дошла очередь и до меня.

— Это чей? — спросил чиновник, показывая на мой чемодан.

— Мой, — ответил я.

— Покажи, что в нем.

Я поставил чемодан на лавку, не имея понятия, что находится внутри. Мурашки побежали у меня по коже, но внешне я сохранял спокойствие. Краем глаза заметил, что Сел подошел ближе и напряженно следит за развитием событий.

В это время поезд остановился на станции Житородже. Пассажиры прильнули окнам. Одни выходили, другие входили. Началась сутолока, и никто уже не обращал на на внимания. Да и сам таможенный засмотрелся в окно. Когда поезд медленно тронулся, таможенник, вспомнив обо мне, отошел от окна и стал торопить меня:

— Ну быстрее показывай, что везешь.

Я открыл чемодан. Сверху лежали бинты, йод и какие-то лекарства.

— Мать у меня больна, — тихо сказал я, вот везу, чтобы было чем ногу перебинтовывать.

Чиновник окинул меня подозрительны взглядом. Было видно, что мое объяснена показалось ему неубедительным: уж слишком много бинтов и лекарств для одной больно ноги. Придерживая одной рукой крышку, о сдвинул бинты в сторону и увидел аккуратно сложенные листовки. Приподняв обертку, прочел: «Обращение ЦК КПЮ к народам Югославии».

Что делать? Я взглянул на Селю. Он по-прежнему стоял спокойно, не вынимая руки из кармана.

Чиновник накрыл листовки оберткой и пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд. Правая моя рука лежала в кармане. Я хотел создать впечатление, будто у меня там что-то есть.

Момент был критический. Наши взгляды снова встретились. Мне казалось, что все зависит от моей выдержки. Впрочем, я был не один, рядом находился Селя. Итак, у кого первого сдадут нервы?

Решив действовать, я осторожно выдвинул вперед правую ногу и наступил на его ногу, по-прежнему глядя ему прямо в глаза. Он вздрогнул, побледнел, потом залился краской до самых ушей. Чувствовалось, что он колеблется, не зная, как поступить. Я же сохранял полное спокойствие.

Никто из пассажиров, кроме Сели, не замечал этого безмолвного поединка.

Наконец чиновник не выдержал. Он еще раз посмотрел на меня и, не меняя выражения лица, сказал:

— Все в порядке.

Затем он отвернулся и стал осматривать багаж другого пассажира.

Заметив недоуменный взгляд Сели, я ободряюще кивнул ему, давая понять, что все обошлось хорошо. Деваться нам было некуда. Поезд мчался. Прыгать на ходу не имело смысла. Еще немного, и будет станция Подина, где Селя должен выйти.

Закрыв чемодан, я оставил его на лавке. Меня терзали страшная усталость и тревога. Может быть, чиновник не решился действовать в одиночку и теперь только и ждет остановки, чтобы позвать на помощь патруль? Мне казалось, что поезд еле-еле ползет. Хоть бы уж поскорей приехать, выбраться из этого проклятого вагона! Пассажиры вокруг курили и разговаривали, даже не подозревая, что произошло рядом с ними.