Удивительно, но Митя был трезв. Или, по крайней мере, не очень пьян, и Илья счел это большой удачей.
– Вы меня помните? – спросил он. – Я сын Ирины, вашей знакомой. Илья.
Митя зыркнул на него настороженным и одновременно заискивающим взглядом и заблеял:
– Я не делал ничего. Ирка-то… Она сама…
– Все нормально, – перебил Илья. – С матерью все хорошо. Она уже поправляется.
Митя ощерился в улыбке. Почерневшие зубы торчали в деснах криво, словно их кто-то понатыкал туда как придется.
– Так это отлично, братишка! Дай бог ей, как говорится!
– Можно мне войти?
– Так это… – Митя поскреб щетину. – Заходи, чё.
Обстановка в единственной комнате была спартанская: из мебели только диван и табуретка.
– Садись, куртку свою сымай, тут натоплено, – гостеприимно сказал Митя, и Илья послушно сел, чтобы не обижать радушного хозяина. Снятую куртку пристроил на коленях.
– Я тут принес… – Илья достал из пакета бутылку и поставил на табуретку.
Хозяин оживился, заявил, что Илья ему «сразу понравился, видно, что наш человек». Он принес из кухни два стакана и щербатую тарелку, на которой скучали шесть сушек.
Ловким движением открутив крышку, Митя разлил водку по стаканам.
– Мне не надо, – воспротивился было Илья.
– Как это? Что я, алкаш, один пить? – Возмущение было вполне искренним: возможно, Митя верил, что не алкаш.
– Тогда чуть-чуть.
– Ну, за все хорошее. – Митя лихо опрокинул в себя огненную воду и, крякнув, взял сушку. Понюхал, положил на место.
Илья поднес свой стакан ко рту, подержал на весу, поставил обратно на табурет.
– Помните, вы мне рассказывали про отель «Петровский»?
– Ну.
Непонятно было, как это расценивать: «да» или «нет».
– Вы говорили, кто-то из ваших знакомых слышал, как там по ночам воют демоны или что-то в этом духе.
– Ну, – снова сказал Митя, и Илья решил, что это все же «да».
– Можете рассказать подробнее?
Митя снова взялся за бутылку, налил себе (Илью на сей раз уговаривать не стал) и выпил.
– А тебе что до этого? Как тебя? Серега, что ли?
– Илья. Статью пишу. Многие жаловались, но никто не хочет обращать внимание на проблему.
Хозяин вдруг как-то поник. Свесил руки между колен и грустно сказал непохожим на обычный, совершенно трезвым голосом:
– Кому мы нужны, Илюха? Мы для всех так… Не люди, а обмылки. Вроде и нету нас. Смотрят сквозь, помер – туда и дорога.
Тихая покорность и горечь, прозвучавшие в этих словах, тронули Илью. Хотя он и знал по опыту, что люди, ведущие такую жизнь, как Митя, часто виноваты в этом сами, а их близкие несчастны куда больше их самих.
– Пожалуйста, расскажите, что знаете, – попросил он.
И Митя рассказал, почти не притрагиваясь выпивке.
Звали его, как выяснилось, не Дмитрием, как Илья решил поначалу, а Митрофаном.
– Я в деревне вырос, в Рождественском. Эту квартиру мы с женкой моей получили. Померла она пять лет тому как, женка-то. Моя бабка – умная была, покойница! – мне с малолетства говорила: «Места на свете – они как люди. Есть добрые, а есть злые. От плохих держись подальше – целее будешь».
Петровская больница, которую перестраивали в гостиничный комплекс, была как раз таким «злым» местом. Правда, понятно это стало не сразу.
В первое время чернорабочие, которых наняли убирать строительный мусор, приходили только днем. А потом стало ясно, что темпы не такие быстрые, как хотелось бы, и нужно нанимать еще работников, чтобы они трудились в две смены.
Митрофан и его знакомые, на правах старожилов, работали днем, а новички стали приходить по ночам. Тогда-то и поползли слухи.
Одна из женщин, что нанялась во вторую смену, как-то утром начала скандалить и просить расчет. Начальник объяснял, что заплатит всем в конце недели, как обычно, но она твердила, что больше ни за что не придет:
– Тут мертвецы по коридорам бродят! Безглазые твари в подвале! – Вопила она, но никто, конечно, не верил.
– Пить надо меньше, – отрезал начальник, но денег дал. Правда, в два раза меньше, чем договаривались. Дура-баба взяла, ушла и больше не вернулась.
Мужики посмеялись над ней, позубоскалили вволю, только зря. Через день еще один ночной уборщик отказался работать и попросил расчет. Он был заикой, говорил так, что понять его было сложно, но видно было, что парень напуган.
А потом пропал Сеня Мокрый. Работал ночью, а к утру не вышел из здания.
Начальство решило, что Сеня просто смылся и все, безо всяких причин: известно же, что тут за народ! Только Митя и остальные уборщики знали: быть такого не могло.
Сеня работал в две смены, был он не такой пропащий, как все остальные, хотел заработать денег, купить приличную одежду, сдать какой-то платный не то тест, не то экзамен, чтобы устроиться в охрану, брат обещал помочь. Сеня не стал бы сбегать.
– Забрали его! – с суеверным ужасом говорил Митя. – То, что живет в подвале больницы, забрало. Я слыхал, морг там был в прежние времена.
Один-единственный раз, аккурат через три дня после пропажи Сени Мокрого, Митя остался работать в ночную смену.
– Последний день был. Нам пообещали двойную плату, если быстро доделаем, вот и пришлось. Поначалу все хорошо шло, мы все вместе были, в одной куче.