Отель последней надежды

— Слава богу, — отозвалась свидетельница. — Как мне здесь надоело, если бы вы знали! Хотя и сестры, и доктора — отличные люди!

Он посмотрел ей в лицо. Нет, вроде не шутит и не прикидывается.

Поначалу ее сильно рвало — один раз даже при нем вырвало, когда он пришел «побеседовать», — и сиделка кричала на нее так, что даже у бывалого Максима уши сворачивались в трубочку, как осенние листья в костре.

— Что ты развела тута свинарник?! — кричала сестра милосердия. — Я тебе чего тута, нанималась убирать блевотину?! Давай, давай, вставай, небось не при смерти! Вставай и убирай за собой, ишь чего наделала! Я убирать не стану! Давай, поднимайся! Понаехали всякие, и на пол тута мне будут блевать! Вставай, кому говорят! Вона ведро, вона тряпка, с тобой в палате еще шестеро, они тута ни при чем, раз ты весь пол заблевала!..

Максим Вавилов тогда вытолкал добрую женщину взашей и собрал с пола лужицу, которая натекла из свидетельницы. Сама свидетельница тяжело дышала, и из-под синих век у нее выглядывала полоска глазного яблока, мутного, желтого, наводившего на Максима ужас.

В другой раз он приехал и обнаружил, что она лежит прямо на матрасе, без простыней и пододеяльников, прикрытая каким-то солдатским сукном, впоследствии оказавшимся одеялом.

— Рвет ее все время, — пожаловалась одышливая бабуся-соседка. — Спасения никакого нету! Мы уж просили заведующего, чтобы перевел ее от нас! Мы-то тоже люди, чего нам на эту какофонию смотреть!..

Сейчас свидетельница улыбалась, и лицо у нее было совершенно счастливым.

— Скажите, — спросил Максим Вавилов, вложив ввопрос всю язвительность, на которую только был способен. — Вы, уважаемая, не родственница Иешуа из Назарета, который называл кентуриона Крысобоя «добрый человек»?!

— Вы образованный, — сказала она с уважением. — А почему вы вспомнили про Крысобоя?

— Потому что вы говорите, что здесь все отлично и все люди очень милые.

Она пожала плечами.

— Да ничего здесь нет отличного, — объяснила Катя серьезно, — это же понятно. Но они спасли мне жизнь, эти люди. Просто так, ни за что. Даже не за деньги. Взяли и спасли. Поэтому на все остальное можно не обращать внимания, понимаете? Конечно, они.., грубые и неприятные, но у них тяжелая работа. И именно они спасли мне жизнь.

Она подумала немного и добавила назидательно:

— Нужно уметь быть благодарным.

Максим пожал плечами.

Так всегда говорила его мать.

Нужно уметь быть благодарным. Наша жизнь в миллион раз лучше жизни среднего человека — мы здоровы, хорошо образованы, у нас есть дело и любимые люди. Это очень много, Максим, а ты все время недоволен — собой, отцом, работой, системой!.. Это не правильно. Нужно уметь быть благодарным!..

— Там тепло? — вдруг спросила Катя, перебив его мысли.

— Где? — не понял Максим Вавилов.

— На улице.

— Жарко, — ответил он. — С утра было двадцать семь. Такой жаркий август!..

— Я все никак не могу привыкнуть, что уже август, — сказала Катя. — Мне все кажется, что июль.

— Это потому, что вы в больнице столько времени провели, — заметил Максим Вавилов глубокомысленно.

— Да, слава богу, что выписывают, — согласилась она. — Мне и к бабушке надо, и вообще домой. Вот только экзамены я не сдала. Зря столько времени в Москве пробыла.

— Вам так зачтут, — пообещал Максим Вавилов. — Мы позвоним, и вам зачтут.

Она засмеялась странным смехом, как будто завсхлипывала.

— Да что вы! Конечно, не зачтут! Вы не знаете телевидения!

— Да вас чуть на тот свет не отправили!

— Ну и что? Это никому не интересно! Сдал — молодец. Не сдал — до следующего раза. И не видать мне повышения.

— Да вы господу молиться должны, что он вас из милости своей в живых оставил, — возмутился Максим Вавилов. — А вы все только про повышение!..

Катя Самгина посмотрела на него.

— Я молюсь, — сказала она просто. — Только в повышении тоже ничего плохого нет.

— Нет, — согласился Максим Вавилов и понял, что совершенно запутался.

Какая ему разница, будет у нее повышение или нет? Сдаст она свой экзамен или не сдаст?! Это не имеет никакого значения! Имеет значение только, что она уедет в Питер, и он так и не поймет ничего в этой дьявольской истории!

— А задержаться в Москве вы не можете? В интересах следствия?

Она пожала плечами. Застиранный халат пусто шевельнулся на ней.

— Да мне и жить негде. Хозяйка меня давно потеряла, наверное. Я ей даже за июль не заплатила! И где мои вещи, я не знаю. И денег у меня нет. Мне зарплату так и не дали.

— Значит, нужно поехать и получить зарплату, — раздраженно сказал Максим Вавилов.

— Я получу, — как бы оправдываясь, заверила Екатерина Самгина, питерская журналистка. — Только.., потом. Сейчас у меня сил нет. Как я на телевидение поеду в таком виде?! Мне теперь только водолазки носить, горло-то у меня.., и в эфир в таком виде нельзя. Мне заведующий отделением сказал, что, наверное, придется операцию делать на горле, только все это недешево, а у меня бабушка. Впрочем, должно быть, вам это не слишком интересно.

Он вздохнул.

Почему женщины такие дуры?! Почему ее интересует шрам на горле и совершенно не интересует, кто именно на нее покушался?!