Отель последней надежды

— Екатерина Михайловна, — начал он серьезно. — Вы понимаете, что вам нельзя домой? Человек, который пытался вас убить, узнав, что вы живы, непременно попытается сделать это снова?! И если на вас не будет сюртука или бронежилета, он вас обязательно убьет.

— А куда мне можно, Максим?.. Не знаю, как ваше отчество.

— Петрович.

— Куда мне деваться, Максим Петрович? Если только в тюрьму вы меня посадите, чтобы на меня там никто не напал!

— В тюрьму не посажу. Прокурор санкцию не даст.

— Вот видите. Кругом проблемы. Даже в тюрьму не попасть!..

Она улыбнулась, и он улыбнулся тоже, и со страхом, скрутившим сердце, вдруг подумал, что она — не крокодил.

Она человек.

У нее бабушка, Питер, порванное горло и невыданная зарплата.

Она — человек!..

И что теперь ему делать?..

— Так, — сказал он и посмотрел на ее профиль, очерченный солнцем, падавшим из окна, до половины закрашенного краской. — Но если я придумаю, куда вас деть, вы сможете еще на недельку задержаться в Москве?

Она глянула на него.

— Вы шутите?

— Нет. Я должен найти человека, который на вас напал, и понять, как он связан с трупом. Да мы, черт возьми, так и не установили, кто такой этот труп! Примет нет, и заявлений о пропаже людей никаких не поступало!..

Катя пожала плечами:

— Я не знаю. Мне бы бабушке позвонить… Она уже очень пожилая, и не все помнит, но я должна. И Нине Ивановне, это сиделка, она каждый день к ней приходит. Она мне, наверное, сто раз звонила, но я не знаю, где мой телефон.

— У меня, — признался Максим Вавилов. — Мы его изъяли, когда вас нашли в подъезде. Проверяли номера.

— В моем телефоне?! — поразилась Катя. — Зачем?!

— Мы же не знали, кто вы! Свидетельница, соучастница, сообщница!..

— Да нет, — сказала она. — Я не сообщница.

И в этот момент, в этот самый момент, когда она так сказала, он вдруг принял решение.

Впрочем, не вдруг. Все и так было ясно, и он знал, какое именно решение напрашивается само собой, и оно, это решение, как будто стояло в сторонке и ждало, когда до него дойдет дело.

— Я вас заберу и отвезу к себе на дачу, — заявил он решительно. — Там никого нет, и вы просто отдохнете. И вы там будете в безопасности. В таком виде вы и до метро не доберетесь, не то что до Питера!

— Это неудобно, — тут же отказалась Катя Самгина. — А как же ваша семья?

— Моя семья на другой даче, — уверил ее Максим Вавилов, что было чистейшей правдой. — Вы никому не помешаете.

Похоже, и в самом деле человек, а не крокодил! Или все-таки крокодил, искусно замаскировавшийся под человека?!.

— А.., сколько у вас дач?

— Две. У моих родителей и у меня. Вы будете совершено одна и в безопасности. Какое-то время точно.

— Почему какое-то время?

— Потому что человек, который хотел вас убить, — профессионал. И если мы не разберемся, почему он так старался убить вас, до того, как мы выясним все обстоятельства этого дела, он узнает, что вы живы, и обязательно вас убьет. Арифметика простая. Он шел на такой риск, чтобы следствию не достался ценный свидетель в вашем лице, что никакая дача его не остановит! И вы должны это понимать, Екатерина Михайловна.

Она смотрела на него, моргала и, кажется, ничего не понимала.

Зато он понимал совершенно точно, что приговор подписан и будет приведен в исполнение при первой же возможности.

И теперь только от него зависит, кто успеет первым — он или тот, другой.

* * *

Последней точкой экскурсии должен был стать Исаакиевский собор, и стал ею. К тому времени, когда Надежда подвела к нему американца, собор, ясное дело, был уже закрыт, и, собственно, в этом и состоял ее план.

Тащиться с ним на «групповую экскурсию», подниматься на колоннаду, откуда «открывается один из красивейших видов на Санкт-Петербург», осматривать модель лесов, которые соорудил Монферан для того, чтобы поднимать колонны, было выше Надеждиных сил.

Кроме того, она все время думала о том, что, как только американец сгинет обратно в «Англию», она тут же позвонит мужу.

Ну нельзя же так, на самом деле!.. Ну не может она больше без него, и все призывы к гордости оставались без ответа.

Какая гордость? Где она, эта гордость? Молчит-помалкивает! А может, и нет ее вовсе.

Какая гордость, если Надежда каждую минуту, когда голова у нее не занята работой, думает только о том, что ею.., пренебрегли. Она оказалась не такой уж хорошей, и ее муж, ее собственный муж спокойно сказал ей: «Я тебя больше не люблю!»

Значит, ее можно разлюбить, значит, она никуда не годится, и он твердо уверен, что встретит женщину, которая будет лучше ее!

Если уже не встретил!..

Наверняка встретил — столько времени прошло! Конечно же, встретил! И теперь у него в мобильном телефоне — самом дорогом, самой последней модели, Надежда подарила ему на день рождения — вместо ее фотографии лицо женщины, которая оказалась лучше! И ее мобильный номер в записной книжке вместо Надеждиного!

Это все потому, что жена оказалась никуда не годной.

Она все время думала одно и то же — что я сделала не так?.. Чем ему не угодила?.. Я же старалась. Я же так хотела, чтобы все было хорошо. Я так любила, что уж больше, кажется, нельзя любить, а он не захотел меня.