Отель последней надежды

Ее телефон был у него в кармане, он выхватил его и уставился в окошечко — за это время он изучил все ее звонки. Собственно, ей почти никто не звонил.

Надежда, видимо подруга. Один раз.

Нина Ивановна, как выяснилось, бабушкина сиделка, раз восемь.

Личность по фамилии Галапагосский, который разговаривал с Максимом хамским тоном и зачем-то сообщил, что он писатель. То есть он именно так и представился: «Это Галапагосский, писатель». Он звонил раза два и, когда Максим сказал, что Екатерина в больнице, кажется, не поверил.

Секретарша с телевидения, которая равнодушным голосом спросила, будет ли Самгина сдавать зачетную работу. Максим сказал, что она в больнице и неизвестно, выживет ли.

— То есть Самгина у нас не сдает, — уточнила секретарша, а Максим подтвердил, что нет, не сдает.

А больше никто не звонил, и все номера он помнил наизусть.

Номер, определившийся в окошке, был незнакомым.

— Да, — сказал Максим Вавилов.

— Катерина? — спросили в трубке.

— Нет, я не Катерина.

— Катерина, — продолжали в трубке вежливо, — мы хотели бы побеседовать с вами по очень серьезному вопросу. Вы говорите по-английски?

— Я Маша, — ответил Максим Вавилов. — И я не говорю по-английски.

В телефоне помолчали, а потом быстро положили трубку.

Максим подумал и быстро перезвонил своим, чтобы «пробили» номер, и через полчаса ему сообщили, что номера, определившегося в Катином телефоне, не существует.

— Таких у нас нет вообще, — сообщил ему Леха-компьютерщик. — Это какой-то китайский или монгольский. Где ты его взял-то?

Максим поблагодарил и повесил трубку.

— Вот так номер, — сказал он сам себе задумчиво и пошел искать диван, на котором спала Катя Самгина.

У него в доме просто пропасть диванов!..

* * *

Пока разговаривали о погоде и о том, что булка нынче очень свежа, — Марья Максимовна как раз успела в булочную к тому моменту, когда хлеб разгружали, и она взяла самая первая, потому что не любит, когда хлеб долго лежит, мало кто его трогает! — все было ничего.

Надежда, повинуясь ее приказанию, отрезала себе ломоть свежей «булки» — так в Питере почему-то испокон веку называют белый батон — и положила на него кусок желтого холодного масла. Марья Максимовна велела еще сверху положить варенья из черной смородины, и Надежда положила и варенья.

Кофейный аромат был упоителен, шторы раздвинуты, в плотных солнечных лучах неторопливо танцевали пылинки, и огонь спиртовки почти пропадал в неистовом сиянии солнца.

— Повезло нам с августом, — строго сказала Марья Максимовна. — Такой нечасто выпадает. Обычно в августе уже дожди и пахнет осенью.

Надежда согласно промычала что-то. Она ела свой королевский бутерброд, и по подбородку, кажется, уже потекло варенье, как в детстве.

— Сейчас будет кофе, — заявила хозяйка и заглянула под серебряную крышку.

Несмотря на тепло и жарившее солнце, она была в шали. У нее имелось несколько шалей, и Надежда никогда не видела ее просто в платье. Почему-то соседке нравились эти шали, делавшие ее похожей на актрису Гоголеву в роли «пиковой дамы».

— Расскажите же мне, в чем дело, — сказала Марья Максимовна, когда кофе был разлит и состоялась церемония вдыхания аромата.

Вернее, они даже не вдыхали, а внимали аромату, поднимавшемуся от крошечных турецких чашечек.

Покойный муж Марьи Максимовны, кажется, был дипломатом, всю жизнь прослужившим на Ближнем Востоке, как и покойный Надеждин дедушка. В этом доме были турецкие чашки, странной формы джезвы и даже ковер ручной работы, которым Марья Максимовна очень гордилась.

— Что случилось? Где Павел? Вы что-то такое мне наврали про то, что он в командировке, но я же понимаю, что это не правда! Кто этот человек, с которым вы на днях пришли домой? И что вообще происходит?

Надежда вздохнула, утерла подбородок, облизнула измазанный вареньем палец, отпила из чашки маленький глоточек огненного и очень сладкого кофе и заревела.

— Хватит реветь! — приказала Марья Максимовна строго. — У меня мало времени!

И Надежда все ей рассказала — о том, что муж ушел и с тех пор даже не позвонил ни разу, а когда позвонила она сама, не стал с ней разговаривать!.. О том, что в отеле у них событие, приезжает иностранный президент, а она оказалась в опале, потому что главный по безопасности, тот самый, с которым она приходила, уверился в том, что у нее нестабильная психика!

— А как он попал к вам в дом? — требовательно спросила хозяйка, подавая ей салфетку, твердую, переливающуюся от крахмала. — Зачем вы его привели?!

— Он.., он сам пришел, — провсхлипывала Надежда. — У меня возле Адмиралтейства сумку отобрали, а он вернул! Он грабителей догнал и вернул мне сумку, ну и привез меня, потому что я упала и юбку порвала. А в порванной юбке идти было.., неприлично.

— Час от часу не легче! — воскликнула Марья Максимовна и откинулась на спинку кресла. — Еще и сумку отобрали! И при чем здесь ваша психика?