Отель «Прага»

Пора было уходить. Судя по замеченному вчера бюстгальтеру и некоторым другим вещам, он жил в этом номере не один, а с женщиной. Это больно ранило, Лина сама не знала, почему, – странно было бы предполагать, что в своем возрасте он еще или уже будет один. Сейчас этой женщины здесь не было, но она могла явиться в любую минуту. Может быть, они поссорились и она ушла в ресторан, сидела там всю ночь, обливаясь слезами и шампанским. Может, уехала куда-то по делу. Но она точно существовала, и Лина не имела никакого желания столкнуться с ней здесь.

С другой стороны, он ни о чем не волновался, спокойно спал, а уходить Лине все-таки не хотелось.

Она еще раз слегка прикоснулась ладонью к его щеке. Она отдавала себе отчет в том, что это не просто нежность. Она надеялась разбудить его, а там с его помощью понять, что делать дальше. Она бы осталась у него еще на час или два, или на сколько он скажет. А лучше – если бы все повторилось, потом она ушла бы к себе, отдохнула, выспалась, подготовилась к конференции и вернулась к нему. Но она предполагала, что его женщина не оставит его так надолго. Поэтому стоило воспользоваться моментом и просто повторить все, что было, а потом уйти с тем, чтобы больше не вернуться.

Да, все равно надо было расставаться. Лина заранее боялась этого момента – когда надо будет попрощаться навсегда; у нее заранее заболело в груди, возле сердца; еще не пережитая тоска расставания уже напоминала о том, что никуда не деться, она наступит, рано или поздно.

Он пошевелился, медленно приоткрыл глаза. Увидел ее, склонившуюся над ним, тихо улыбнулся.

– Ты здесь?

– Я здесь, – ответила Лина по-русски. – Алекс, тебе не кажется, что нам пора перейти на родной язык?

***

За это утро они повторили еще дважды. Алехандро был в ударе, он давно не чувствовал себя так хорошо, и если бы не мысль об Инме, которая могла вернуться и без предупредительного звонка, он был бы счастлив.

Лина с ее чопорностью и неуверенностью в себе осталась во вчерашнем дне. Сегодня это была совсем другая женщина. Алехандро, после первых ее слов по-русски вначале оторопевший, потом не позволил ей продолжить, навалился на нее всем телом, начал целовать, и она ответила ему с тем же пылом, так что у него даже промелькнула совершенно идиотская идея заплатить ей перед ее уходом.

То, что его поклонница оказалась русской, только придавало встрече пикантности. Алехандро давно не общался с соотечественниками, разве что изредка среди покупателей попадался русский денежный мешок, почти всегда с претензией на интеллектуальность, но с покупателями Алехандро всегда говорил коротко и исключительно по существу. Болтовню за чашечкой кофе он оставлял для Эрнесто. Брат любил всю эту мишуру – встречи и переговоры с галерейщиками, покупателями, заказчиками, журналистами. Эрнесто любил показать себя, свою красоту – а он был уверен, что необычайно хорош собой, – продемонстрировать свою эрудицию, свое умение жонглировать словами и фразами, свою причастность к высокому искусству.

В свои сорок семь он хорошо выглядел, в какой-то мере благодаря тому, что некоторое время назад, спохватившись, вцепился в уходящую молодость со всем отчаянием человека, вдруг обнаружившего, что время все-таки идет, нисколько не тормозя, что его не остановить и тем более не вернуть того, что было. С тех пор Эрнесто тщательно следил за собой, своей кожей, своими волосами, своей одеждой. Полки в его ванной комнате были заполнены баночками с кремами, масками и бальзамами, как у женщины. Два раза в месяц он посещал салон красоты. Три раза в неделю ходил в фитнес-клуб.

В результате всех усилий Эрнесто, в пестрой попугайной одежде, с золотой цепью на шее, золотым дутым браслетом на правом запястье, золотыми перстнями на пальцах, с напомаженными, крашеными в иссиня черный цвет, зачесанными назад волосами умеренной длины, с вьющимися кончиками, был похож на педика, коим в действительности не являлся, и на людей незнакомых производил обратное желаемому впечатление.

Его шизофреническая натура со склонностью к мгновенным перепадам настроения живо откликалась на все, что касалось общественной жизни. Он хотел быть, участвовать, присутствовать, он хотел всего, что могла дать арт-жизнь в Эльче, а если там ему чего-то начинало не хватать, он ехал в Мадрид или устраивал брату выставку в каком-нибудь большом городе за границей Испании. Крепкий и плотный, но с легкой небрежной походкой, он появлялся как дар с небес и желал внимания - для себя и для брата. Другие его не интересовали.

Алехандро порой очень уставал от него, но ничего не мог поделать. Эрнесто с детства пил у него кровь и в их совместном сосуществовании ничего нельзя было изменить, никогда.