Отель разбитых сердец

В Херагумбе насторожили меня сразу ядовито выкрашенные волосы. Редкие и грязные, слипшиеся в сосульки, они напоминали скопище дождевых червей. Сам он был достаточно статен и высок, но обладал лицом и голосом бабьими.

Утром он столкнулся со мной в дверях, с нелепым смешком показывая баночку для анализа. «ПомОчитесь в неё в туалете», — с каменным лицом пояснил ему я и прошёл мимо.

В любой разговор, как бы далеко от Херагумбы он ни вёлся, он встревал с идиотскими и пошлыми комментариями, выкрикивая их, как плохой ученик с последней парты, надеющийся повысить оценку в конце четверти. Если же люди в палате молчали, он один за одним рассказывал искажённые и несмешные солёные анекдоты. Ответом вместо ожидаемого взрыва хохота была тишина. Тогда Херагумба начинал растолковывать свои шутки, длительно и опять же по-идиотски. Ему не отвечали; а если сильно доставал, могли и заткнуть.

Один раз он особенно долго, гнусно и сладострастно рассуждал о том, что сегодня холодно, и под него должны положить в постель медсестру, чтобы ему согреться. Я строго спросил у него:

— Справку из диспансера принесли?

— Якого диспансера? — опешил он.

— Венерологического.

— Почаму венерологичэского?

— Шуточки у вас подозрительно специфические.

Он ненадолго заткнул свой фонтан. Через несколько минут уже рассказывал:

— Я у бабы чречий. И она у мяне чречья. Но член ужо не стоичь. А по челевизору рассказывали, что лекарство есчь — Херагумба. Чтоб стоял.

Слушатели захохотали. Лёня переспросил:

— Как? Барабумба?

— Херагумба! Виасил я ужо пробовал. Херагумбу ешчо нет…

— Домой придёте и с бабушкой своей попробуете, — сказал Бегемот.

— На што мне баба! У мяне другая есчь, у другом городе. Лучшая за эту…

Так и стал он Херагумбой. Ну или Барабумбой, как называл его Лёня.

Я специально погуглил эту самую Херагумбу. В конечном итоге вышел на препарат «Ярса Гумба» для лечения импотенции. Натуральная тибетская формула, не хухры-мухры.

Бабка, кстати, была у него симпатичная, с приятными манерами бабка. Немного жаль стало бабку эту.

Манеры же Херагумбы назвать приятными никак нельзя. Каждое утро он начинал с удивительно громкого и неописуемо противного отхаркивания. Затем чавко сплёвывал в платок, и только потом в этот платок сморкался.

Вообще, сморкался и харкался он удивительно часто. Я уже рассказал, как временно окоротил его по этому поводу Бегемот; в дальнейшем мне пришлось взять эту миссию на себя.

Подозреваю, что был он симулянт. Он так и сказал, придя в больницу: «Мне уже пришло время полежачь, полечичься». Наврав, думаю, врачам скорой о том, что испытывает боли в сердце, имея в послужном списке болезней перенесённый на ногах, т.е. даже не замеченный в своё время микроинфаркт, он без труда добился госпитализации. Давление и пульс были у него лошадиные, морда розовая. «У вас всё хорошо», — на первом же обходе пожала плечами врач. — «Ето отрадно слышачь», — важно заявил он. Свои пять дней и пять капельниц он всё-таки получил.

Работал Херагумба до пенсии учителем физкультуры, затем военруком, или наоборот, чёрт его знает, — и очень этим гордился. Не уверен, однако, обходилось ли там без совсем уж негодных пакостей. Очень уж грязный тип. Я бы таких к детям не подпускал.

Бабка, однако, притащила ему в больницу областную газету из тех, которые никто не читает, что-то вроде «Вестник Шарпиловки» или «Насекальщик Бухаловки», и Херагумба с гордостью показал мне фотографию, на которой он и ещё несколько старых перцев, усыпанные медалями, важно восседали в окружении девочек с цветами. У девочек были белые передники, фартуки и бантики — классические жертвы педофила. Я содрогнулся.

— Занимаемся героико-патриотичэским, военно-патриотичэским воспитанием молодёжи, — напустив на себя достоинства, прокомментировал фотографию Херагумба.

Лёня бросил на фото взгляд и заметил:

— Медалей дохуя… Где купил?

— Это ты купил, — обиделся Херагумба. — Я в шэйсят восьмом в Чэкословакию ходил. А потом сколько времени военруком работал.

Я представил, как Херагумба под ласковым весенним солнышком обильно и звучно обхаркивает пражскую брусчатку, высунувшись из танка с красной звездой, и вновь содрогнулся. Ещё бы после такого зрелища любили они «русских», рафинированные насельники аккуратной страны шпилей и кнедликов. Да-да, господа, сколько ни дистанцируйтесь, а для них вы всегда были не маловразумительными белорусами или украинцами, но русскими прежде всего.

Многие задним числом сознательные, бывшие члены КПСС и пожизненные мудаки, полюбили сегодня рассуждать о том, что русские варвары отняли у белорусских и украинских европейцев цивилизованное будущее. Чувствовать себя обиженными у нас любят, что, свидетельствую, как тяжёлый больной, есть признак крайнего национального нездоровья. Достаточно, однако, непредвзято посмотреть на манеру самопровозглашённых европейцев харкаться, чтобы понять, к какой цивилизации они принадлежат и как их будут воспринимать настоящие, патентованные европейцы.

— Я в армии послужил как надо! И спирта выпил, и девок поёб! — хвастал Херагумба.