Отель с привидениями. Деньги миледи

Хвост Тобби, всегда упругим колечком торчавший вверх, разом обмяк и жалобно подогнулся между лап, а лапы во весь опор понесли беднягу прочь, в знакомое укрытие – за шкаф в курительной комнате. Женщины, как правило, серьезно относятся к такого рода незначительным эпизодам. Изабелла промолчала, но подумала про себя: «Как жаль, что он сразу не выказал свой нрав!»

Они вошли под навес.

– Я буду читать имена, – сказал Гардиман, – а вы отыскивайте и рвите карточки… Хотя нет! Карточки я сохраню. Я знаю своего отца: вы совершенно в его вкусе. После свадьбы, едва он вас увидит, мы с ним помиримся. И ежели кто из этих невеж когда-нибудь – пусть даже годы спустя – вздумает просить у него места, я уж позабочусь, чтобы им было отказано. Вот, держите карандаш; на каждой карточке, что я буду называть, ставьте крест и обводите его кружком. Таким значком я всегда отмечаю в своих записях лошадей, которые мне не нравятся.

Он достал из кармана записную книжку. Пока он листал ее на столе и подавал Изабелле карандаш, руки его тряслись от гнева. Только он успел зачитать имя первого вероломного друга, а Изабелла найти его карточку, как под навесом появился лакей с докладом:

– Приехала миссис Драмблейд, сэр, и желает вас видеть по делу чрезвычайной важности.

Гардиман неохотно поднялся.

– Ждите здесь, – велел он Изабелле. – Я скоро вернусь.

В этот момент девушка как раз стояла рядом с собственной карточкой. Моуди постарался положить свой подарок так, чтобы угол футляра выглядывал из-под салфетки. Тотчас же браслет и записка оказались в руках Изабеллы. Прочитав записку, она бессильно опустилась на стул, охваченная противоречивыми чувствами. Голова ее поникла, к глазам подступили слезы. «Неужели все женщины на свете так же слепы, как и я, и не умеют ценить благородства тех, кто по-настоящему им предан? – печально думала она. – Ну что ж, так даже лучше, – заключила она с горестным вздохом. – Я его недостойна».

Когда она взяла карандаш, чтобы на оборотной стороне собственной карточки написать ответ для Моуди, у входа снова появился лакей.

– Мисс, хозяин просит вас немедленно пройти в дом.

Изабелла встала и спрятала браслет и записку в висевший на поясе кожаный кошелек с серебряной окантовкой – подарок Гардимана. Торопясь выйти из-за стола, она незаметно для себя задела подолом край записной книжки Гардимана. Книжка упала на землю корешком вниз и застряла в одной из тех самых трещин, на обилие которых по приезде на ферму обратила внимание леди Лидьярд.

– Вам тоже следует послушать, какие вести привезла мне сестра, – заговорил Гардиман, едва Изабелла ступила в гостиную. – Мать не приедет на обед! Миссис Драмблейд узнала это из самых достоверных источников.

– Не может быть, чтобы она не приехала без причины, – добавила миссис Драмблейд. – Милая Изабелла, вы не знаете, что за причина? Сама я матушку не видела, а мои расспросы ни к чему не привели.

Она ожидающе взглянула на Изабеллу. Маска сочувствия на ее лице была безукоризненна. Лишь самые близкие могли бы догадаться, какое тайное наслаждение доставляет сейчас миссис Драмблейд замешательство брата. И все же Изабелла невольно усомнилась в искренности столь явного благорасположения, а потому сдержанно ответила, что она вовсе не знакома с леди Ротерфилд и не берется судить о причинах ее отсутствия. Как раз в это время один за другим стали подъезжать гости, и начатый разговор на том прервался.

Особого веселья среди собравшихся не наблюдалось. Предстоящая свадьба сделалась в Лондоне предметом злословия. Об Изабелле, как всегда в таких случаях, распускались самые лживые и вздорные небылицы, на какие только были способны отъявленные лондонские сплетники. Отсутствие леди Ротерфилд укрепило гостей во мнении, что своей скандальной женитьбой Гардиман непременно себя опозорит. Мужчины явно испытывали неловкость. Женщин особенно раздражало, что в Изабелле трудно было сразу найти, к чему придраться; посему ее красоту сочли «просто неприличной», а скромность и благовоспитанность тотчас объявили притворством – «и как это гадко, милочка, в такой молодой девушке!». Генерал Драмблейд, грузный дряхлеющий служака, умудренный опытом собственного супружества, никак не мог смириться с тем, что Гардиман вообще имеет глупость на ком-то жениться, и ходил со скорбным видом, сея кругом себя смертную тоску. Его милейшая супруга, напротив, с преувеличенным оживлением порхала среди гостей и своею веселостью только подчеркивала всеобщее уныние. Прождав полчаса и потеряв последнюю надежду на приезд матери, Гардиман повел гостей в шатер. «Чем скорее они набьют животы и уберутся, тем лучше», – со злостью думал он.