Отель с привидениями. Деньги миледи

Задержавшись в пути, Генри Уэствик объявился, когда гости уже перешли к кофе и сигарам. Обозревая великолепие гостиных и особо отмечая искусное сочетание удобства и роскоши в спальнях, он был готов разделить оптимизм старой няни относительно десятипроцентных дивидендов. Начало, во всяком случае, обнадеживало. Повсеместная реклама пробудила такой интерес к этому предприятию, что в первую же ночь были заняты все номера. Генри смог получить лишь комнатушку на верхнем этаже – и то благодаря счастливому случаю: не приехал джентльмен, письмом заказавший ее. Генри это вполне устроило, и он уже шел ложиться спать, когда внезапно другой случай отвел ему иной ночлег, поместив в лучшие условия.

Поднимаясь из цоколя к себе наверх, Генри вдруг услышал рассерженный голос (он различил в нем новоанглийский акцент), обличавший грубейшее издевательство, какое только можно сотворить над гражданином Соединенных Штатов, а именно предложить ему ночевать в комнате без газовой горелки.

Вообще американцы не только самый покладистый народ на свете: они еще при определенных условиях и самый терпеливый и уравновешенный народ. Но они тоже люди, и отживший обычай спальной свечи кладет предел американскому долготерпению. Путешествующий американец, о котором идет речь, отказывался верить тому, что его спальня может считаться таковой без газового рожка. Указывая на стены и потолок, управляющий обратил его внимание на прекрасные старые росписи, подновленные, со свежей позолотой, и объяснил, что газовая лампа непременно все зачадит уже через несколько месяцев. Путешественник отвечал, что это возможная вещь, но росписи ему без надобности. Он привык к спальне с газом, он хочет спальню с газом, и он намерен ее получить. Уступчивый управляющий согласился поспрашивать на верхнем этаже, где условия похуже, но освещение газовое, не согласится ли какой-нибудь джентльмен поменяться номерами. Генри, слышавший это, был вовсе не прочь обменять маленькую спальню на большую и вызвался быть этим добровольцем. Замечательный американец тут же пожал ему руку.

– Вы культурный человек, сэр, – сказал он, – и вам эта роспись в самый раз.

Входя в номер, Генри поднял глаза на табличку. Там стояла цифра «14».

Усталый и сонный, он предвкушал хороший ночной отдых. Имея абсолютно здоровые нервы, он отлично спал и дома, и на новом месте. Однако без сколько-нибудь внятной причины его ожидания не оправдались. Роскошная постель, хорошо проветренная комната, восхитительная тишь венецианской ночи – все располагало ко сну. А он не сомкнул глаз. Невыразимая тоска и тревога не покидали его ни ночью, ни на рассвете. Как только отель подал признаки жизни, он спустился в столовую и заказал завтрак. Когда принесли еду, он обнаружил в себе еще одну необъяснимую перемену. У него абсолютно отсутствовал аппетит. Прекрасный омлет, отличные отбивные он вернул, даже не попробовав, – а ведь он никогда не жаловался на отсутствие аппетита, и что только не усваивало его пищеварение!

День был ясный, погожий. Он заказал гондолу и отправился в Лидо.

В открытой ветрам лагуне он почувствовал себя другим человеком. Еще десять минут назад он был в отеле, а сейчас уже крепко спал в гондоле. Проснувшись, когда они причаливали к берегу, он пересек Лидо и с удовольствием искупался в Адриатике. В те дни на острове был всего один плохонький ресторан; однако к этому времени его аппетит разыгрался не на шутку и, как отъявленный голодающий, он съел все, что ему подали. Вспоминая, как в отеле он отказался даже попробовать свой прекрасный завтрак, он не мог этому поверить.

В Венеции он провел остаток дня в картинных галереях и соборах. К шести часам, когда гондола доставила его в отель, он нагулял себе хороший аппетит и, встретив дорожных знакомых, договорился с ними пообедать за табльдотом.

Обед заслужил высшую похвалу у всех постояльцев, кроме Генри. К его изумлению, едва он сел за стол, аппетит мгновенно и таинственно пропал. Он выпил немного вина, но так ничего и не съел.

– Что с вами творится? – спрашивали знакомые.

Он честно отвечал:

– Я знаю это не больше вас.

С наступлением ночи он подвергнул новому испытанию свою удобную и красивую спальню. Результат был тот же, что и в первый раз. Снова им овладели безысходная тоска и тревога. Снова он провел бессонную ночь. И опять, когда он сел завтракать, он не испытывал ни малейшего аппетита.

Что новый отель действует на человека столь необычным образом, нельзя было обойти молчанием. Генри обмолвился об этом друзьям в холле, а управляющий услышал. Этот человек, естественно, болел за свой отель, и его задело, что на 14-й номер ложится пятно. Он пригласил присутствующих самим рассудить, насколько спальня мистера Уэствика виновна в его бессоннице; он особо побуждал возглавить расследование седоголового джентльмена, которого пригласил на завтрак некий английский гость.

– Это доктор Бруно, наш первый врач в Венеции, – объяснил он окружающим. – Пусть он разберется, оказывает комната мистера Уэствика какое-нибудь вредное влияние на самочувствие или нет.