— Верно догадалась, тварюга! — заявил Викентий, размахивая тесаком. — И пусть все прахом пошло, но я все равно убью тебя перед тем, как нас всех заарестуют. Хотя это они мамочку поймали, я-то смогу сначала здесь затаиться, а потом сбежать… Выбирай, чего хочешь, чтобы я тебя тесаком порубил, как я рубил тела постояльцев, или живой в колодец сбросил?
— Вы, значит, от тел именно так избавлялись? — промолвила Антонина, и Викентий расхохотался:
— Сначала постояльцев по ночам, используя тайные ходы и двери, которые имеются в каждом номере и о которых мамочке когда-то рассказал покойный Харитон Евстратович, прямо тепленькими из постели забирали. А потом я их тут в капусту рубил и вниз кидал! Ну что, решила, как умирать будешь?
— Решила! — заявила Антонина и вдруг услышала отдаленный шум.
Не зря она заблокировала секретную дверь креслом, люди Лялько увидели проход в стене и идут по их следам.
— Теперь я понимаю, кого слышала по ночам бродящим меж стен. Я спрыгну сама, — сказала девушка. — Только дайте помолиться…
— Не дам! — прорычал Викентий, тыча ей в лицо тесаком. — Как ты нам покоя не давала. Этого Лялько в наш «Петрополис» притащила, везде свой нос совала… Все прахом пошло! И из-за какой-то рыжеволосой дуры, которую-то мы и не убивали!
— Не убивали? — повторила машинально Антонина, слыша, что шум приближается.
— Вот именно,
Он взмахнул тесаком, явно желая засадить его Антонине в лоб; девушка, молниеносно подобрав юбку, боком сиганула через жерло колодца, стараясь не угодить в него, а приземлиться на другой стороне, и в этот момент грянул выстрел.
Послышался вопль, протяжный свист, а затем звук падающего в воду тела.
Антонина, чувствуя, что ободрала до крови локоть, с трудом попыталась подняться с каменного полу. Из-под сводчатой арки к ней подошел Роман Романович Лялько, сжимавший в руке дымившийся револьвер.
Он подал Антонине руку и сказал:
— Вы спасли мне жизнь, иначе бы сей ирод размозжил мне креслом череп.
— А вы — мне, выстрелив в самый последний момент! — ответила девушка и осторожно подошла к краю колодца.
— Он ведь мертв? — спросила она с опаской.
Лялько, подобрав лежавший в углу комнаты фонарик, посветил им в колодец, и Антонина увидела на многометровой глубине неестественно раскинутые ноги Викентия, выглядывавшие из-под черной, с жирным блеском, воды.
— Мертвее не бывает, — произнес Лялько и перекрестился, и тут в комнату с колодцем ворвались полицейские.
Когда они поднялись из подземелья «Петрополиса» на поверхность, Антонина почувствовала, что ужасно устала. Но у нее словно гора свалилась с плеч.
— Все преступники пойманы, а тайны разгаданы? — произнесла она, обращаясь к Роману Романовичу, а тот, с улыбкой взглянув на старшую горничную, ответил:
— Думаю, что да. Мать и сын убивали постояльцев, дабы создать «Петрополису» дурную славу, и наверняка планировали в дальнейшем избавиться от Евстрата Харитоновича, дабы стать полновластными и единственными владельцами сего заведения…
Они прошествовали в библиотеку, где застали Аглаю, у которой отобрали ее массивную трость. Рядом с Костяной Ногой, сидевшей в кресле, которым Викентий швырялся в Лялько, стояли двое агентов, не сводивших с нее глаз и готовых в любой момент, при первой же попытке сопротивления с ее стороны, обуздать старуху.
Однако из Аглаи словно выпустили жизнь — она восседала в кресле, словно на троне, с выпрямленной спиной и плотно сжатым ртом.
— Игра окончена, Аглая Леонардовна, — сказал Лялько, подходя к ней. — Ваш сын мертв, а мои люди обшаривают лабиринт, который представляет собой подвал «Петрополиса». Вам есть что сказать?
Аглая повернулась к нему, смерила презрительным взглядом и сварливо проронила:
— Да. Жалею, что мой мальчик не размозжил вам голову креслом.
Переведя взор на Антонину, она добавила:
— И что мы раньше не кокнули тебя, доморощенная следопытша! И надо было Евстратушку намного раньше отправить на тот свет, теперь «Петрополис» принадлежал бы нам!