— Антонина… Петровна… — задыхаясь и едва не плача, проговорила она. — Там такое…
Нахмурившись, Антонина спросила:
— Что, гостья намеренно набедокурила? Повредила обстановку? Устроила потоп?
Горничная, мотая головой, наконец выпалила:
— Ее кто-то убил!
Полчаса спустя по номеру 184 вышагивал невысокий субъект, облаченный, несмотря на жару, в кожаное пальто и кожаную же шляпу. Это был старший сын Романа Романовича Лялько, ныне покойного, тоже Роман Романович, сотрудник уголовного розыска Ленинграда.
Замерев около ужасной находки, вызвавшей приступ истерики у обнаружившей ее горничной, Лялько произнес:
— Ну, что имеем?
Антонина, поджав губы, стояла, обхватив себя руками, и наблюдала, как пожилой медик внимательно осматривал лежавшую посреди комнаты
А если точнее,
— Имеем явно дорогой маникюр… — произнес медик, и Лялько, взъярившись, крикнул:
— Оставить шуточки! Где остальной труп?
В самом деле, кроме отрубленной кисти левой руки, лежавшей на ковре, который впитал в себя лужу крови,
— Вероятно, это может сообщить нам только убийца, — промолвила Антонина, медик улыбнулся, а Лялько возопил:
— Какая гениальная мысль! И вообще, посторонним тут делать нечего! Покиньте помещение!
Медик осуждающе закряхтел, а Антонина вышла из номера, сделав горький вывод, что сын столь же мерзок, сколь приятен был в общении его отец.
В этом плане ей с Робертом неслыханно повезло:
Сделав вид, что проверяет, нет ли пыли на канделябрах в коридоре, Антонина замерла около приоткрытой двери номера 184 и услышала лающий голос Лялько:
— Ну, остолопы, где труп, я вас спрашиваю? Зачем кому-то отрезать руку и забирать тело?
— Антонина Петровна права, — подал голос медик, — это может сообщить нам только убийца. Кстати, Антонина Величай — живая легенда «Петрополиса». Ведь она вместе с вашим батюшкой, ныне покойным, еще в царские времена была вовлечена в расследование одного преинтересного дела. Жертва, как и в этом случае, с отрубленной кистью левой руки, была найдена прямо на этом месте, в этом же номере. В номере сто восемьдесят четыре…
— Это мне начальству доложить? — пролаял Лялько. — Или ты вместо меня это сделаешь? Тогда готовься к звонку в дверь посреди ночи! И вообще, почему здесь дует? Я же не выношу сквозняка…
Дверь номера по его приказанию закрыли, Антонина отправилась вниз и на лестнице столкнулась с герром немецким фотографом.
— Я наконец-то сделал последние снимки вашего удивительного города и его окрестностей, — произнес он. — Сегодня еду в Петергоф последний раз. И завтра или самое позднее послезавтра уезжаю! Мне будет не хватать вашего отеля, фрау Антонина! Вы должны им гордиться — намного лучше берлинского «Адлона», а это, поверьте, кое-что да значит!
Антонина рассеянно поблагодарила немца, а тот, держа на плече штатив для фотоаппарата, зашагал вниз.
А вверх по лестнице бежал запыхавшийся молодой сотрудник уголовного розыска, который молнией пронесся по коридору и влетел в номер 184.
Через несколько секунд из номера выбежал Лялько, радостно потирая руки и отдавая на ходу распоряжения:
— Отлично, немедленно его арестовать и отвезти ко мне в кабинет! Я самолично буду допрашивать старика! Сознается, куда денется! Кто бы мог подумать, что этот Пугач будет до такой степени идиотом, что убьет свою жену, расчленит, а тело спрячет в подвале собственного дома! И мотив шикарный имеется — все в курсе, что его женушка вчера здесь отчубучила! Значит, не просто так он вчера кричал, что намерен ее убить. Вот и убил, старый идиот!
Лялько стрелой пролетел мимо Антонины, а она, нахмурившись, спустилась вниз, где за стойкой администратора ее ожидал Роберт. Положив трубку телефона, он обернулся к матери и сказал:
— Сведения из первых рук — в подвале дома, в котором живет профессор Пугач, найдено тело Зинаиды Пугач. Профессора арестовали, и никто, собственно, уже не сомневается в его виновности…
— Я сомневаюсь! — заявила Антонина, и сын спросил:
— У тебя имеются для этого основания, мама? Все улики указывают на него!
— Не все, — Антонина нахмурилась, — потому что следствию все же придется изрядно потрудиться, чтобы объяснить, как тело Зинаиды Пугач, которая осталась в номере сто восемьдесят четыре нашего «Петрополиса», вдруг за ночь попало в подвал дома на Невском.
Роберт, склонив голову, взирал на мать, а она продолжила:
— Даже если предположить, что профессор убил жену, то
Сын кашлянул и произнес: