Девушка поняла, что убежать она уже не успеет. Оборотень преодолеет это расстояние в один прыжок. Она уже сжалась в комок и зажмурила глаза, когда сзади вдруг раздались шаги.
— Нет! — громко крикнул женский голос.
Она его узнала. Это была Гера.
Так и оказалось: женщина подбежала, запыхаясь, и встала на пути между нею и зверем. Казалось, она совсем не боялась — так гордо были расправлены ее плечи. Руки сжаты в кулаки, подбородок поднят вверх.
Огромное чудовище сгруппировалось для прыжка. Оно рычало и скалилось, даже не в полный рост возвышаясь над старшей горничной.
Сейчас он их обеих сожрет. Разорвет на куски.
Из глаз Лизы брызнули слезы, она вскрикнула, видя, как когтистые лапы тянутся к Гере в прыжке. Та в последнюю секунду наклонилась плечом на дверь и рухнула в комнату справа, увлекая за собой зверя. И тут же чьи-то сильные горячие руки подхватили саму Лизу сзади за талию и понесли прочь из коридора.
Толстый ворс ковра смягчил падение. Гера ударилась плечами и упала на спину, задыхаясь и окунаясь в полутьму. Она успела лишь жадно втянуть воздух, понимая недолговечность кислорода в крови, что текла сейчас горячими струйками из глубоких разрывов, оставленных когтями чудовища, недавно бывшего человеком.
Огромное мускулистое тело с густой серой шерстью приземлилось рядом, жадно ловя ее запах шумно дышащим носом. Живая косматая смерть. Ужас темной ночи. Кошмар древних преданий.
Рядом. С ней.
Его шерсть пахла мускусом и опасностью. Блестящая слюна сверкала бликами не выключенных ламп. Жуткие глаза смотрели в ее, заставляя тонуть в пучине страха. Неизбежного, засасывающего водоворотами угольно-черных расширенных зрачков зверя.
— Это я, — уже ощущая дыхание смерти, касающееся ее кожи ледяным клинком, прохрипела Гера. Она удерживала взгляд зверя, желавшего разорвать ее на куски. — Это ведь я!
Но в его глазах не было ничего кроме ярости, горящей желтыми огнями расширенных зрачков. И голод. Адский голод.
— Я… — лежа на лопатках и готовая принять смерть, прошептала она.
Кровь, бегущая по ее коже, манила демона ее мольбой, жаждой жизни и кошмаром, случившимся наяву. Кошмаром, что никогда не сможет стать привычным. Как и всегда, как каждый раз… Каждый раз, заканчивающийся здесь, на толстом и почти родном ворсе ковра.
— Это я, мой хороший, — всхлипнула она, осторожно приподняв дрожащую от страха руку, и потянулась к нему.
Зверь ощетинился и громко зарычал, обнажая клыки. Его жертва была так близко, прямо перед ним. Почти побежденная и готовая утолить его голод.
Кровь ее переливалась бликами и тонкими дорожками сбегала от разрывов на плечах, отчего ткань разодранного платья намокала, становясь еще темнее, и скатывалась вниз, оббегая вздымающуюся тугую грудь.
Капли торопливо бежали вниз, рассекаемые сосками, такими светлыми на молочном шоколаде аккуратных овалов. Добирались к подрагивающему животу, делали красными самый верх ее белоснежных трусиков.
Кончики пальцев, не переставая дрожать, коснулись чудовища. И замерли, не решаясь продвинуться дальше. Гера закусила губу, зная свою судьбу.
Она боялась и хотела ее, глядя на мерно вздымающуюся мощную грудь, густо поросшую чуть светлеющей на ней шерстью. Видела, как все ниже наклоняется лобастая голова зверя, жадно ловящего аромат жертвы.
Аромат бурлящего адреналина, соленой меди, намокшей тонкой ткани между ее ног. О, да… Монстр, застывшей над ней языческой статуей, пугал… и заставлял растекаться желанием по всему телу.
— Пожалуйста, — слова никак не хотели выходить из пересохшего горла и почти тонули в оглушающих звуках ее собственного сердца. — Ты ведь узнаешь меня?
Она дрожала, не зная будущего. И ждала его, надеясь только на одно: на первобытные инстинкты мужчины, прячущегося под шерстью демона, просыпающегося каждое полнолуние.
— Это я… я…
Слезы застыли в ее глазах прозрачными каплями. Черный, как лакированный, нос вдруг шевельнулся. Неуловимым движением прирожденного убийцы-охотника, чующего запах добычи за тысячи метров.
Миг… и оборотень замер прямо у ее лица, окутав волной нестерпимого голода. Но уже другого. Того, что не погасишь ничем, кроме плоти. Живой и жаркой женской плоти.
— Да, вот так, мой хороший. Спокойно. — Задыхаясь, произнесла Гера. — Ты меня узнаешь, правда?
Алый и чуть шершавый язык опустился ниже и коснулся ее в местах, набухающих кровью. Нежно и легко, влажно и выверено прошелся по ним, лишь едва касаясь. Боль вспыхивала от его слюны крохотными бенгальскими огоньками и сменялась муравьиной щекоткой наслаждения.
— Все хорошо…
Магия зверя залечивала раны с каждым стуком сердца Геры, все еще неподвижной, но уже едва заметно желающей его дальнейших прикосновений. Боль пропадала, исчезала, испарялась вслед паутинкам слюны, касавшейся ее тела.
Магия женщины сплеталась с его, зовя вековечным зовом, влекущим даже убийцу-оборотня. И он опустился ниже, все еще рыча, заставляя ее невольно вскрикнуть. Копья его когтей были острее бритвы. От белья, срезанного ими, осталась лишь вспышка нового шрама. Но и тот уже затягивался, смоченный его языком обильно и страстно.
Чудовище. Монстр. Зверь.